деликатно-контактная манера разговаривать,
и он никак не мог к ней привыкнуть. Никто
из его сверстниц такой манерой не владел...—
Дело вот какое.— Софья Аркадьевна, видимо
заметив его смущение, убрала руку.— Одна моя
приятельница хочет купить пианино. Недорогое,
с рук. Желает сына в музыкальную школу отдать. Как вы сами
понимаете, в таком деле
нужен специалист; выбрать хороший инструмент — штука тонкая.
Затем, после доставки,
инструмент нужно будет настроить, это понят
но... Я думаю, все хлопоты будут стоить рублей
двадцать пять. Я подумала о вас.
Илья смутился еще больше.
— Софья Аркадьевна! — Он почувствовал, что краснеет.— Ну что вы,
честное слово! У меня с деньгами сейчас вполне нормально! Вы и так со мной
сколько уж возитесь...
— Перестаньте, Илюша,— мягко перебила его Гольман.
- Я же не предлагаю вам взаймы. Это обычная работа. Я могла бы
попросить об этом кого-нибудь другого, но только зачем мне кого-то просить,
если есть вы? Вы ведь сами рассказывали, что знакомы с настройкой, верно?
— Да, но не за деньги же!
— Какая разница? Сейчас тысячи людей покупают пианино, и, уверяю
вас, не у каждого есть возможность пригласить профессионального
настройщика, который бы все сделал, как говорится, по высшему разряду.
Ваша работа не халтура, это квалифицированная помощь, и она, естественно,
должна оплачиваться, поскольку отнимет у вас уйму времени... Ну как,
согласны?
— Да можно вообще-то...
— Вот и договорились! — Софья Аркадьевна улыбнулась и поправила
Илье шарф.— Приятельницу мою зовут Наталья Ивановна, у нее уже есть
несколько адресов, где продают пианино, и завтра мы утрясем вопрос со
временем.
Предложение Гольман было очень кстати, с деньгами у Ильи по-
прежнему было туго. Иринкины алименты он почти истратил, стипендию
должны были дать только перед Майскими праздниками; просить аванс в
Доме офицеров было неудобно: там платили раз в месяц, в первых числах.
В семь пятнадцать он, не раздеваясь, проглотил тарелку супа — сестра
очень прилично научилась варить пакетные супы — и, не теряя темпа, полетел
в школу. Ничего огорчительного ему там не сообщили, только приятное.
«Парамонова очень хорошая и старательная девочка»,— сказала об Иринке
учительница и специально для Ильи повторила, что нужно было ребенку к
двадцать второму апреля. Запомнить было нетрудно: белый фартук и новый
галстук — это утром в школу; торт и газировку — вечером домой. Все. После
собрания Илья так и передал сестре, пообещав выдать положенные на
празднество деньги «завтра-послезавтра».
2
С Натальей Ивановной он встретился вечером следующего дня.
Женщиной она оказалась очень практичной. Быстро и доступно она изложила
Илье требования к покупке: пианино должно быть без существенных
дефектов и не дороже четырехсот рублей. Желательно ленинградское, потому
что Софья Аркадьевна считает, что лучшие наши пианино — ленинградские.
Если дело дойдет до импортного,— у нее есть адрес, где продают
«Циммерман»,— то ему, Илье, желательно отыскать в нем как можно больше
изъянов, чтобы «покупка не вылилась в разорение». В случае удачного выбора
Илья должен будет помочь ее мужу и его друзьям доставить пианино к ней в
квартиру и настроить его: Софья Аркадьевна сказала, что после перевозки
настройка обязательна. За все услуги (она так и сказала: «услуги», и Илье не
понравилось в ее исполнении это деловое словцо) она обязуется заплатить
двадцать пять рублей. Илья выслушал все молча, сказал коротко: «хорошо», и
они наметили маршрут.
Им предстояло побывать в четырех квартирах. В каждой из них товар
нужно было тщательно осмотреть, похвалить по возможности его
акустические качества и ничего не пообещать. Похвалить должен был Илья, а
ничего не пообещать — Наталья Ивановна. После осмотра всех инструментов
и итогового совещания нужно было сделать окончательный выбор.
Ближе всех оказалась «Беларусь», инструмент коричневой полировки,
почти новый, но сильно расстроенный. Хозяйка, пожилая тучная женщина,
объяснила им, что пианино купили три года назад для внука, но «этому
оболтусу кроме хоккея ничего не интересно, а учить его из-под палки просто
нервов не хватает...» Она просила пятьсот рублей. Илья пожал плечами и
сказал, что инструмент неплохой. Хотя ему и без детального осмотра было
ясно, что пианино не держало строй; такое можно настраивать хоть два раза в
год — и все равно нормальный слух будет постоянно оскорблен, уши будут
краснеть и вянуть. Наталья Ивановна, сердечно улыбаясь, пообещала
посоветоваться с мужем и сообщить о своем решении завтра. С тем и ушли.
— По-моему, пианино вам не понравилось,— сказала на лестнице
Наталья Ивановна.
— Не понравилось,— подтвердил Илья.— Оно далеко не
ленинградское и таких денег не стоит.
— Значит, отбросим его сразу.— Наталья Ивановна порылась в сумке
и достала оттуда открытку. Она написала на обороте ее несколько слов и на
площадке между первым и вторым этажами бросила открытку в почтовый
ящик квартиры, где они только что побывали. «Деловая женщина,— подумал
Илья.— И неужели они с Гольман подруги?..» Он мысленно представил себе
симпатичную, мягкую в общении Гольман рядом с этой энергичной
коротышкой и, не утерпев, спросил:
— Скажите, а вы давно с Софьей Аркадьевной дружите?
— Что значит «дружим»? Мы не дети, чтобы дружить.— Наталья
Ивановна быстро семенила впереди Ильи к трамвайной остановке; к
владельцам «Циммермана» нужно было ехать трамваем. Она снова рылась в
сумке, на этот раз ей нужны были абонементные талоны; она их нашла и
оторвала один.— Мы соседи по подъезду,— объяснила она.— К тому же я
знаю, что Софья Аркадьевна музыкантша.
Подошел трамвай. Наталья Ивановна, не дожидаясь, пока оттуда
выйдут, вскочила на подножку и стала быстро пробиваться вперед.
— На «Горького» сходим! — крикнула она
Илье, обернувшись.
Илья кивнул. И вдруг испытал сильное искушение сбежать. Выйти
потихоньку из трамвая и уйти домой; Иринка была бы так рада, а то целыми
днями одна да одна...
«Циммерман» продавали молодые мужчина и женщина. Ему было лет
двадцать пять, ей примерно столько же. «Разводятся, что ли?» — думал Илья,
осматривая настроечные колки и стараясь определить, часто ли к ним
прикасались ключом. Инструмент был ухоженным: хорошо настроенным, с
мягким ходом педалей и без традиционного слоя пыли внутри. Илья бегло
прошелся по клавиатуре. Звук был глубоким и открытым, он, что называется,
«тянулся». И никаких посторонних деревянных пощелкиваний, никаких
случайных резонансов. Искать дефекты в таком инструменте было просто
неприлично.
— Тысяча сто? — негромко спросил Илья у женщины.
— Как? — не поняла та.— Вы спрашиваете, сколько мы хотим?
— Да нет, я спросил, сколько оно стоило раньше, когда покупали.
— А-а... Не знаю, может быть... Мне его подарили. Но мы хотим
тысячу... или девятьсот,— женщина неуверенно посмотрела на мужчину.
— Пианино стоит тысячу рублей, я консультировался,— сухо сказал
мужчина.
— Но ведь оно куплено не вчера, и оно, как говорится, было в
употреблении,— скромно улыбаясь, подала голос Наталья Ивановна.— А ведь
даже в «Букинисте», знаете, за подержанные книги двадцать процентов
удерживают...
Мужчина нахмурился, давая понять, что ему неприятен этот разговор
о цене, и настойчиво повторил: