на новую квартиру?
— А как же! — удивилась Наталья Ивановна.— Не бросать же вещь!
Странный вы какой... Переедут, отремонтируют и снова продавать будут.
— Ну да, конечно, глупость сморозил...
— А почему вас это интересует? — живо спросила Наталья Ивановна.
— Да так. Подумал, что они будут сейчас с ним делать.— Илья
покраснел, но Наталья Ивановна не увидела этого, было уже почти темно.
«Дубина стоеросовая! — мысленно выругал себя Илья.— Совсем
повернулся...» И снова, будто кто-то тащил его за язык, спросил: — А как
после этого они решат с ценой? Неужели опять за триста?
— Ну, я не знаю,— развела руками Наталья Ивановна.— Этот-то, ее
муж, хоть за сотню согласился бы, ему лишь бы с рук сбыть, так я думаю. Но
она ему не даст, не-ет, не даст! У этой женщины оно еще хоть пять лет
простоит, а только она не продешевит, уверяю вас. Заметьте, она сказала, что
пианино куплено в магазине, это ложь: в лучшем случае — в комиссионном.
Меня на таких вещах не проведешь... А вы что, хотели бы для каких-то целей
его приобрести?
— Ну что вы!—торопливо возразил Илья.— Просто любопытно. Сама
механика этого дела, так сказать.
Наталья Ивановна понимающе улыбнулась:
—
Ну да, понятно. Жизнь, знаете ли...
В трамвае и по дороге к их последнему адресу она больше ни о чем
Илью не расспрашивала, и он был ей за это благодарен.
В конце концов им повезло. Второй «Красный Октябрь» оказался
подходящим для них по всем статьям. И тем, что был коричневым, а не
черным, и к прочей мебели Натальи Ивановны очень шел; и хорошим
товарным видом, как снаружи, так и внутри — в нем был даже мешочек с
нафталином; и относительно неплохим, открытым звуком. Немного
великоватой была первоначальная цена, но Наталья Ивановна серией мягких
нажимов сумела убедить хозяев, что триста тридцать — это самый разумный
коммерческий компромисс, потому что большей суммы у нее все равно нет, а
влезать в долги ей так не хотелось бы...
Они расстались в десятом часу, условившись, что завтра после обеда
муж подъедет к музучилищу с машиной и через Софью Аркадьевну даст о
себе знать.
Илья проводил Наталью Ивановну к остановке.
«Ну и что теперь?» — растерянно думал он, оставшись один.
Первым побуждением было — срочно ехать на Герцена, 24, и он уже
готов был вскочить в подошедший трамвай, но остался стоять. Его остановил
простейший вопрос: зачем? Что он им скажет?
Вопросы каруселью кружились в голове, и ни на одном из них он не
мог соредоточиться. «Когда они переедут? Куда? Сумеют ли быстро продать
его пианино? А почему вдруг ЕГО? Что он вообще хочет?»
Илья понимал, что самым главным был этот
последний вопрос: что он хочет? — и начинать нужно было с него. Но
сказать себе честно: «Я хочу купить свое старое пианино»,— он словно не
решался. За этим честным ответом снова угадывалось: зачем?
Он медленно шел домой и проклинал свою вечную нерешительность.
— Ты что так долго? Ты где был? — встретила его Иринка новыми
вопросами.
— На Фонтанке водку пил,— огрызнулся Илья.— Деньги
зарабатывал...
— Пойдем чай пить,— нисколько не обиделась на него сестра.
Когда Илья пришел на кухню, на плите уже грелся чайник, и Иринка
намазывала повидлом кусочки хлеба.
— Ну и сколько заработал? — невинным то
ном спросила Иринка.— Четыре сольдо, да?
Они у тебя с собой или на Поле Дураков?
Илья тихо про себя удивился. Ни тому, что в его сестре так рано
прорезывалось чувство юмора, а тому, что ее шуточки — и по своей манере, и
даже по интонационным оттенкам — были совершенно отцовыми. Он сделал
вид, что не обратил внимания на ее шутку, и молча сел за стол.
Кухня была их любимым местом. Особенно она притягивала Иринку.
Илья заметил, что даже уроки она предпочитала делать за кухонным столом.
Он и сам большую часть времени проводил здесь: ел, пил, читал, просто
курил у форточки. У них было две комнаты, но в одну из них они почти
совсем не заходили, а в другой — большой — только спали да смотрели
телевизор. Почти полгода, с тех пор как умерла мать, дальняя комната была
для них за-
поведной зоной. Иринка даже не мыла в ней пол, эту обязанность по
молчаливому согласию взял на себя Илья. Зато она отыгрывалась на кухне:
здесь у нее все настолько сверкало чистотой, что даже немытая чашка на столе
казалась диковинкой.
Приятнее всего на кухне было гонять чаи.
— В школе все о'кей? — спросил Илья, чтобы не молчать.
— Лабух! Не «о'кей», а «нормально».— Иринка остренько смотрела на
Илью поверх чашки.— Нормально. Пять по русскому.
— А чего развеселилась? — недовольно глянул на нее Илья.
— Ничего я не веселюсь. Не надо так долго по ночам болтаться!
— Я не болтался, я одной даме пианино выбирал,— Илья налил себе
заварки и потянулся к чайнику. Иринка подвинула ему намазанный кусок.
— Ирка, а ты помнишь наше пианино? — размешивая в чашке сахар и
не глядя на сестру, спросил Илья.
— Конечно, помню! — Иринка недовольно дернула плечом.— Ты
меня совсем за маленькую считаешь... Оно напротив серванта стояло, там на
полу даже темное пятно осталось.
— Ага, правильно...— Илья помолчал. И вдруг спросил напряженным
голосом: — Слушай, у тебя ведь по пению пятерка, да?.. Ну-ка спой что-
нибудь! Эту... ее еще Пугачева поет, ты должна ее знать, «То ли еще будет»!
Или какого-нибудь «Чебурашку», что хочешь, в общем, ну-ка давай, давай! —
Илья разволновался.
— Чего это ты? Что это я буду тебе петь?
Вообще уже, что ли? — Иринка покрутила пальцем у виска.
Илья не обратил на ее жест никакого внимания.
— Ну-ка давай, быстренько! Мне надо, я
хочу у тебя слух проверить!
Иринка сжала губы и насупилась. Но вдруг откашлялась и громко
запела:
Нагружать все больше нас Стали почему-у-то. Нынче в школе первый
класс Вроде институ-у-та...
На следующей строчке она неожиданно дала петуха и расхохоталась.
— Я очень высоко взяла! — сквозь смех выкрикнула она.— Подожди,
я снова...
— Хорош! — сам невольно заражаясь ее весельем, быстро проговорил
Илья.— Правильно. Нигде не слажала.
— Не «не слажала», а «не соврала»,— давилась Иринка смехом.
Когда она прохохоталась, Илья заставил ее простучать довольно
замысловатую чечетку. Она повторила ее в точности.
— Ирка, если я куплю пианино, ты будешь
на нем учиться? — возбужденным голосом
спросил сестру Илья.
Иринка хмыкнула и недоверчиво спросила:
— А где ты денег возьмешь?
— Не твое дело, ты скажи, будешь или нет?
— А это очень трудно? — уходила от ответа сестра.
— Фу-ты, опять двадцать пять! Ну я спрашиваю: ты хочешь научиться
играть на пианино или нет?!
—
— Хочу...— Иринка все еще смотрела на Илью недоверчиво, словно
предполагая какой-то подвох.
— Ну и все! — Илья вскочил из-за стола и нервно прошелся по кухне.
— Ну и все...— Он остановился у стола, отпил большой глоток чая и,
непонятно чему-то улыбаясь, спросил:
— А помнишь, как ты на моем пианино писать училась? Ну, еще
нацарапала на нем пару слов?
— Ага! — оживилась Иринка.— Ты меня тогда еще хотел нашлепать, а
папка не дал!
— Во-во,— засмеялся Илья.— Ты тогда нацарапала — а другой
девчонке попало.
— А кому попало? — заинтригованно спросила Иринка.
— Никому,— отмахнулся Илья.— Это я так... Пошли спать!
Минут через пятнадцать они легли. Спали они рядом, голова к голове.
Иринка перевезла свою кровать к дивану Ильи недавно, и он не возражал:
мало ли зачем ей это было нужно! Он не был силен в детской психологии.