Конечно, иногда он мог быть невнимательным, в основном из-за своей работы, но я не выросла в страхе перед его тенью.
Я моргнула и поняла, что на глаза навернулись слезы.
- Михей всего на два года старше меня. Он был всего лишь ребенком, но взял на себя обязанность защищать меня, как только мог. Долгое время мы с ним были вдвоем против всего мира. Думаю, из-за того, как мы выросли, он до сих пор видит во мне того маленького мальчика, которого нужно защищать.
Я немного посмеялась над этим. Невозможно было представить Романа беспомощным. Он и не был таким. Он был сильным, уверенным и надежным. Временами только благодаря ему я чувствовала себя в безопасности.
Какая ирония судьбы.
- Где твоя мама?
- Она умерла, когда мне было десять лет.
Я резко вдохнула.
- Прости.
- Это было давно, - ответил он, но в его голосе все равно слышалась боль. Я не могла представить себе, как можно потерять родителей в любом возрасте, а он потерял ее, когда был ребенком.
- Ты скучаешь по ней? - спросила я.
Он ответил не сразу, а когда ответил, в его голосе появилась какая-то грубоватость.
- Каждый день.
Тогда я повернулась и посмотрела на него.
Мы молчали какое-то время, а потом он двинулся, а я не... я не протестовала.
Он лег на кровать и крепко притянул меня к себе, положив мою голову себе на грудь. Его пальцы запутались в моих длинных волосах, и я закрыла глаза, пытаясь представить, что лежу в объятиях Ксавье, а не Романа...
Только вот разделять их становилось все труднее и труднее.
Что произойдет, если я увижу Романа в роли Ксавье, а Ксавье в роли Романа?
Когда я могла чувствовать себя в безопасности в объятиях Романа.
Я вдыхала его запах.
- Мне очень жаль.
Он пожал плечами, как будто ничего страшного не произошло, но я знала, что он все еще переживает это. Жестокое детство не проходит бесследно.
- Я сказал тебе это не для того, чтобы ты меня пожалела.
- Знаю, - прошептала я.
Но теперь я представляла себе маленького мальчика, похожего на Романа, но не являющегося Романом.
Что было бы, если бы у меня родился ребенок с Романом?
Как все сложится с тем, чем он занимается?
И почему мне вообще пришла в голову эта мысль?
Я не должна думать об этом.
Я отогнала эту мысль и еще теснее прижался к нему. Он крепко обнял меня, и до конца ночи мы так ничего и не сказали.
Глава 6
Роман
Я был на океане всего один раз. Мне было десять лет.
Это случилось сразу после смерти нашей мамы, и Михей, будучи хорошим старшим братом, каким он и был... хотел подбодрить своего разбитого брата, даже когда ему самому было больно.
Я не знал, почему он решил, что поездка к большому водоему поможет нам, учитывая то, как умерла наша мать, но Михей все же отвез нас к нему и украл парусник. Я не знаю, о чем он думал в тот день, но он был полон решимости уплыть как можно дальше.
В какой-то момент он остановился и просто лежал, глядя в ярко-голубое небо, по его лицу текли слезы.
Я ничего об этом не говорил, и он тоже.
Как бы ни был я молод, я знал, что должен дать ему возможность спокойно оплакать себя.
И пока он смотрел на небо, вероятно, размышляя, есть ли Бог или небеса, и если да, то, возможно, наша мама добралась туда и больше не чувствует боли, я смотрел вниз, на океан.
На сине-зеленую воду, находящуюся совсем рядом.
И я почувствовал, что мое сердце бешено колотится от всех возможностей, которые таила в себе вода. Мир, который всегда будет недосягаем для меня, и я буду знать, что скорее погружусь в него насмерть, чем открою его тайны.
И, блядь, какая-то часть меня так сильно этого хотела.
Это был первый раз, когда я задумался о том, чтобы покончить с собой.
Это было бы так просто.
Я не умел плавать. Это был риск, на который пошел Михей, заведя нас так далеко, но мы тогда не думали.
Мы были просто двумя мальчишками, тонущими в горе от потери матери, от такой ужасной, страшной смерти, и не знали, что с собой делать.
Михей смотрел на небо так, словно хотел летать, а я смотрел на океан так, словно хотела утонуть, и признать это было так легко.
Взгляд в глаза Райли вызвал эти чувства, но в самом лучшем смысле.
Она была бурей в океане, и я хотел рисковать жизнью, лишь бы быть в ее славе.
Но я не хотел умирать.
Я просто хотел утонуть в ее глазах.
Просто отпустить и позволить этим выразительным серым цветам смыть все мои страдания.
Я просто...
Я просто хотел ее.
Вскоре после того, как я увидел ее в первый раз, я решил, что хочу ее достаточно сильно, чтобы переступить все границы.
Я хотел ее настолько сильно, что готов был совершить все грехи, какие только есть в книге.
Я хотел ее настолько сильно, что умру, прежде чем от нее откажусь.
В тот день я стал меньше собой и больше тем, кто был исключительно, полностью и беззастенчиво... ее.
Было раннее утро. Рассвет едва начался, и солнце еще не выглянуло.
Она скоро проснется.
Я не знал, что ей снится, и почему ей так трудно заснуть почти всю ночь, но меня охватило желание стать достаточно сильным, чтобы бороться с ее демонами даже во сне.
Это было чертовски глупо, учитывая, что я играл одного из них в ее реальности.
Но я не знал, как не быть таким для нее.
Я не знал, как оставить ее в покое, и не знал, как ее отпустить.
Я не знал, как поступить правильно и позволить ей жить своей жизнью.
Я не знал, как не быть Романом Стоуном...
Я нежно провел пальцами по ее щеке.
Даже если она позволила мне обнять ее прошлой ночью, между нами все еще была стена, которую я хотел разрушить своими собственными руками.
Я хотел избавиться от настороженного взгляда в ее глазах, когда она смотрела на меня как на Романа, и вернуться к тому мягкому взгляду, которым она смотрела на меня как на Ксавье.
Я хотел вернуть ей мягкость, а ее защита никогда не была такой низкой, как в тот момент, когда я двигался в ней.
Я беспокойно заерзал на кровати, затаив дыхание, когда ее лицо начало слегка меняться, и я понял, что она вот-вот проснется.
Я не двигался, желая, чтобы мое лицо было первым, что она увидит, когда откроет глаза, и, если бы я хотел, так было бы всегда, до конца наших дней.
Она медленно подняла веки, и в них появилась та мягкость, которой не было с тех пор, как она впервые проснулась в хижине.
Потом пришло осознание, и я это чертовски ненавидел.
Мне хотелось вернуть нежность, и я сделал единственное, что пришло мне в голову в тот момент: я наклонился и поцеловал ее.
Еще секунду она оставалась неподвижной подо мной, а затем поцеловала меня в ответ, вырвав из моих губ слабый стон.
Блядь.
Я углубил поцелуй, крепко прижавшись губами к ее.
Моя рука нашла одну сиську через рубашку, и я играл с ней, слегка сжимая, прежде чем мой палец нашел ее твердый сосок, наслаждаясь тем, как она инстинктивно реагирует на меня.
Ее нога беспокойно скользила по моим ногам, когда она стонала в ответ, и она обхватила меня руками за шею, прижимая к себе так, что я не смог бы вырваться, даже если бы захотел. А я и не хотел.
Я не мог представить, что когда-нибудь устану целовать ее.
Мне чертовски нравилось, как она реагировала на меня. И мне нравилось, что она была искренней. Она не могла скрыть свою реакцию на меня. Она не краснела, не трепетала веками, чтобы дать мне понять, как она довольна.
Какую бы ложь она ни произносила, ее тело говорило мне правду.