Я думал, что она не выдержит и взорвётся издевательским смехом, но она выслушала очередную порцию его пьяного бреда с самым серьёзным видом – увы, не каждому, как мне, дано так грамотно отличать чушь от правды.
– Вот этого, чтоб ты забыл меня начисто, я как раз и не хочу.
– Господи, ты запутала меня вконец. Чего ж ты ждёшь тогда от меня?
Я поймал в зеркале её улыбку, коварно-кокетливую улыбку женщины, уверенной в неотразимости своих чар и в беспределе своей власти над ним, да и надо мной в придачу. «Не хотел бы я оказаться на твоём месте, маленький и толстый, – честно подумал я. – Вернее, хотел бы, но очень ненадолго».
– Живи, как хочешь, делай, что хочешь, спи, с кем хочешь, желаю тебе каждое утро просыпаться на новой, ещё более пышной груди. Но не забывая при этом про меня. Видишь ли, я не питаю насчёт мужа особых иллюзий, поэтому, вполне может быть, ты мне ещё понадобишься. Вот и всё, что мне теперь от тебя надо, а взамен обещаю тоже не забывать тебя.
Он как-то затравленно улыбнулся.
– Просыпаясь на волосатой груди своего новоиспечённого… Ты уготовала мне прямо райскую жизнь. Ты и здесь всё хорошо рассчитала и спланировала, хотя местами сама же себе противоречишь. А я, пожалуй, скажу тебе, что меня это не устраивает. Я хочу или иметь тебя сейчас целиком, без всякого с волосатой грудью, или уже никогда тебя больше не знать и не видеть, наверное, к нашей обоюдной радости.
– Ты знаешь, что я отвечу тебе.
– Да, знаю. Шеф, тормозни. – Толстяк тронул моё плечо и полез за деньгами.
– Шеф, не надо, катись дальше.
Её голос требовал беспрекословного повиновения, да я и сам в глубине души не хотел, чтобы он так скоро вылез – может быть, я сделал на него ставку в этом матче? Поэтому я только сбросил скорость и перестроился в правый ряд за автобусом.
– Шеф, вот где-нибудь там, у метро.
Он протянул мне червонец, и я уже намылился было взять его, но тут червонец был перехвачен маленькой ручкой с обручальным колечком.
– Ты же обещал его мне.
Она чем-то зашуршала, очевидно, пряча денежку в бумажник.
Он облегчённо рассмеялся.
– Не знаю, ну как я буду без тебя, где я ещё такую найду?
– Где ты найдёшь такую стерву?
– Где я найду такую нежную, ласковую и любящую, ну или любившую стерву…
– Да, возможно, любившую, – сказала она, и вот тут голос её слегка дрогнул.
Претендент по-прежнему был впереди, но в ходе матча наметился перелом.
Я проехал метро и снова ушёл в левый ряд. Толстяк сделал вид, что этого не заметил.
– Ладно, – сказал он. – Давай выпьем за примирение, ведь это, наверное, последнее примирение в нашей жизни.
– Четыреста сорок четвёртое и последнее. А у тебя осталось что выпить?
– Ну как же, я всё же немножко знаю тебя.
– Ты на что-то намекаешь, ну да ладно, я сделаю вид, что не заметила. Дай, я первая.
Она неумело присосалась к горлышку коньячной фляжки.
– А шефу дадим глотнуть? – размышляла она вслух. – Нет, шефу нельзя. Мы будем шефа обдувать. – Она стала дуть в мою сторону. – Пусть у него слюнки потекут.
Мне стоило тогда больших трудов сохранять на лице каменное выражение.
– Оставь немножко, – сказал толстяк. – У меня тоже слюнки текут.
– А, ну его, не расшевелишь. На, пей, а мне дай шоколадку.
Всё, она выбросила полотенце, дальше можно было, в принципе, не смотреть.
– Как мало ты мне оставила. Ну дай, ну дай ещё, – мурлыкал он. – У тебя на губах коньяк – дай, я слизну его, ну дай, в последний раз.
– Зачем тебе это? – спросила она, после долгого засоса опустив голову на спинку моего кресла. – Зачем я тебе теперь? Ведь ты давно получил от меня всё, что хотел. Чего ты ещё от меня хочешь?
– Я хочу, чтоб ты была только моей и чтоб это было всегда. – Его язык уже порядочно заплетался.
– Да брось ты. Я не самая молодая и не самая красивая, насквозь пропитая и прокуренная, да и потасканная, и стерва порядочная, я сама это знаю.
– Не надо, не надо, это всё не так, мне никого больше не нужно.
– Врёшь ведь?
– Любовь моя, когда я тебе врал?
– Всегда, всегда, ты всегда мне врал.
Она вдруг так безутешно заплакала, что меня передёрнуло. Я не выносил женских слёз; толстяк, похоже, тоже.
– О, господи, ну не плачь, я люблю тебя, я всё ещё тебя люблю.
– Ты первый раз говоришь мне об этом, – всхлипнула она.