Они услышали глухие раскаты орудийных залпов. Выглянув в окно, Зоя увидела огни салюта. Она включила радио. Джек не понял объявления, сделанного русским диктором. Он уловил лишь одно слово «Рузвельт». Зоя выключила радио. Она казалась потрясенной.
— Что случилось? — спросил он.
Она села рядом и взяла его за руку.
— Франклин Рузвельт. Он скончался.
Ей пришлось несколько раз повторить эти слова, потому что он, казалось, их не понимал. Он решительно тряхнул головой.
— Не может быть, это неправда. Очередная русская утка.
— Но они сказали...
Джек поднялся. По его лицу текли слезы.
— Я пойду, Зоя. Мне надо все узнать самому.
Джек ехал по необычно пустым улицам. Ничего странного, убеждал он себя. Москвичи услышали новость и поверили ей. Их реакция вызывает всяческое уважение. Но это неправда. Это не может быть правдой.
Охранник у американского посольства подтвердил печальное известие. Президент скончался в Уорм-Спрингсе от кровоизлияния в мозг.
Джек отъехал от посольства. Проехав квартал, он свернул к тротуару, выключил мотор и, уронив голову на руль, разрыдался. Его не покидало чувство, что он потерял очень близкого человека, такого же близкого, как отец, которого он почти не помнил Придя немножко в себя, он постарался вспомнить имя нового президента, но в памяти всплыло лишь смутное изображение человека в очках.
Лишь позже, вернувшись домой и почти засыпая, Джек вспомнил его имя. Гарри Трумэн. Он почти ничего не знал об этом человеке, разве что он из Миссури и когда-то владел магазином мужской одежды. О Боже, подумал он, почему Рузвельту было суждено умереть, когда так близок конец войны? Способен ли этот человечек в очках завершить его дело?
Две недели спустя, 9 мая 1945 года, в Москву пришел День Победы. Уже накануне вечером улицы заполнились народом, с площади на площадь перекатывались толпы охваченных нетерпеливым возбуждением людей. Джеку удалось поменять два блока сигарет на бутылку французского шампанского, которую он и захватил, отправляясь к Зое Они сидели у окна, глядя на веселящихся людей. Они громко хохотали, когда подвыпивший солдат обнял пожилую женщину, подметавшую тротуар. От возмущения она чуть не ударила его метлой.
Джек поднял бокал и произнес по-русски:
— Я тебя люблю, — тут же повторив эти слова по-английски.
— Я тебя люблю, Джексон, — сказала она тоже по-русски.
Они поцеловались. Он сжал руками ее голову.
— Маленькая девочка, — снова проговорил он по-русски, — вот кто ты такая. Моя маленькая девочка. Правильно я сказал? Я только-только выучил эти слова.
Зоя рассмеялась.
— Ты мое сокровище, Джексон. Эти слова я тоже только-только выучила.
Он снова наполнил бокалы.
— Я счастлив с тобой, Зоечка. Я хочу состариться рядом с тобой.
Они тихо сидели в темной комнате, впитывая удивительный покой и согласие.
Позднее он сказал, что не сможет остаться на ночь.
— Не исключено, завтра поступят специальные распоряжения. На всякий случай надо быть на месте. Но рано утром я заеду за тобой и мы вместе отпразднуем победу.
Буйное веселье охватило Москву. Тротуары не вмещали пешеходов, и скоро людские толпы перелились с тротуаров на проезжую часть улиц. Русские, обычно сдержанные и отнюдь не склонные проявлять свои чувства на людях, с восторгом праздновали победу. Джек добирался от Красной площади до Зонного дома почти час, хотя обычно это было минутным делом. Русские, увидев человека в американской военной форме, бросались к нему, останавливали машину, жали руку, а те, кому не удавалось пробиться, радостно улыбались, выкрикивая: «Американец!» и «Победа!». Он продвигался вперед черепашьим шагом, опасаясь, что в любой момент может услышать хруст костей под колесами.
Когда он наконец добрался до нее, Зоя бросилась в его объятия. Он крепко и страстно поцеловал ее.
— Какой день! — воскликнул он. — Победа! Победа! Сегодня мы выйдем на улицу, и я останусь в своей форме.
Зоя рассмеялась:
— Сегодня все можно.
— Тогда пойдем, — предложил он. — В такой день нельзя сидеть дома.
Зоя дотронулась до его руки, указав куда-то вбок. На него исподлобья глядел маленький мальчик.