— К пожизненной?
Он пожал плечами.
— Ее сослали за ваши преступления. Если изменят ваш приговор, изменят и ее. Кто знает?
Зоя кивнула.
— А моя сестра Мария?
Он помолчал, прикуривая сигарету.
— К сожалению, о ней у меня плохие новости. Вашу сестру Марию приговорили к десяти годам трудовых лагерей. Ее направили на север, в Воркуту, на кирпичный завод. Она умерла в 1952 году.
Зоя изо всех сил закусила губу. Бедная Мария. Она никогда не отличалась крепким здоровьем. Работа на кирпичном заводе в трудовом лагере! Мария, которая за всю жизнь не обидела и мухи. Чтобы не разрыдаться, Зоя впилась ногтями в ладони.
День за днем она встречалась с Тереховым, и они снова и снова обсуждали все детали дела, начиная с ее первой встречи с Джексоном Тэйтом. Но на сей раз все было по-другому. Терехов, как правило, задавал вопрос и, выслушав ответ Зои, записывал его. Он никогда не подвергал сомнению правдивость ее слов. Время от времени он кивал головой, говоря:
— Понимаю, понимаю. Так вот, значит, как оно было.
Они продвигались вперед так медленно, что Зоя уже начала отчаиваться: придет ли этому когда-нибудь конец? И вот однажды, завершая разговор, Терехов улыбнулся и сказал:
— Не отчаивайтесь. Надеюсь, все будет так, как вы мечтаете.
Вернувшись в камеру, Зоя задумалась над его словами. Несомненно, они означают, что ее оправдают и освободят.
Это произошло 23 февраля 1954 года — это число назвал ей Терехов, как только она переступила порог его кабинета.
Первым, что пришло ей в голову, была мысль о том, что за время, пока она сидела в тюрьме, Виктории исполнилось девять лет.
— Зачем вы назвали мне сегодняшнее число?
— Сначала сядьте, — ответил Терехов, подвигая ей стул. — Хочу сказать вам, что нынешнее утро — счастливейшее в вашей жизни, вы свободны. Годы, проведенные вами в тюрьме, — чудовищная ошибка, ответственность за которую несет диктатор Сталин. Сейчас, когда у власти новый руководитель — Хрущев, мы освобождаем миллионы людей. Помните: вы не одиноки в перенесенных вами страданиях.
Зоя сидела не шелохнувшись. Все тело, казалось, окаменело. Терехов поглядел на нее.
— Вы слышите меня, Зоя Алексеевна? Решение об этом принято сегодня утром.
— Значит, я могу уйти? — Зоя услышала свой голос, прозвучавший откуда-то издалека, словно ее слова произносила в полусне какая-то чужая женщина.
Он рассмеялся.
— Не раньше завтрашнего утра. В камере хранения, где лежит ваша одежда, уже никого нет, все ушли, так что вам придется провести здесь еще одну ночь.
— Нет. Если я свободна, — сказала Зоя, — я больше не вернусь в камеру.
— Как так? А где же вы проведете ночь?
Зоя оглядела кабинет.
— Буду спать прямо здесь. На вашем диване.
— Ради Бога, — сказал Терехов, — это запрещено. Если я разрешу вам остаться, мне не поздоровится. Можете посидеть здесь, если хотите, но ночевать вы должны в своей камере.
Она кивнула.
— Хорошо. Но пусть не запирают дверь.
— Я попробую, — сказал Терехов и, включив радио, вышел из кабинета.
Впервые за восемь лет Зоя услышала музыку. Какая прекрасная музыка! Она подошла к дивану и села. Словно сидишь на облаке, подумала она.
Музыка закончилась, запели песню. Песня была грустная и начиналась словами: «Никто не ждет меня нигде». Зоя закрыла лицо руками. Да, верно. Ее никто не ждет.
Вернулся Терехов.
— Сожалею, но вам надо вернуться в камеру.
Зоя встала. Уже у самой двери она снова услышала его голос:
— Подождите. Здесь есть зеркало. Хотите поглядеть на себя?
Он открыл дверь в туалет, на стене которого висело большое, от пола до потолка, зеркало. Увидев, что Зоя колеблется, он улыбнулся.
— Уверяю вас, все в порядке. Вы не очень изменились. Вы по-прежнему Зоя Федорова.
Зоя медленно приблизилась к зеркалу, остановившись наискосок от него, чтобы собраться с силами, прежде чем взглянуть на себя. Но тут же взяла себя в руки. Что за глупость, подумала она. Что бы я в нем ни увидела — это я, и даже если закрыть глаза, ничто не изменится.
Глубоко вздохнув, она шагнула к зеркалу. Из зеркала на нее смотрела пожилая женщина. Волосы кое-где серебрились сединой, вокруг глаз и на скулах — припухлости. Последний раз она смотрелась в зеркало в тридцать три года. Сейчас ей сорок один. Какое у нее теперь лицо — лицо сорокаоднолетней женщины или старше? В любом случае на лирическую героиню она не тянет, скорее уж, на ее мать.
Зоя отвернулась от зеркала.
— Не отчаивайтесь, — сказал, смеясь, Терехов. — Хорошее питание — и увидите, произойдет чудо. Вы по-прежнему красивая женщина, Зоя Алексеевна.