— Посиди пока, девочка, — сказал он Ильсеяр.
Ильсеяр несмело уселась на другом конце дерева.
Не прошло и пяти минут, как послышался конский топот. Шагах в пятнадцати остановились два всадника. Ехавший на вороном коне мужчина спешился и быстро направился прямо к Ильсеяр?
— Это ты, Ильсеяр?
Ильсеяр сразу узнала в нем дедушку-гостя, которого она поила чаем, провожала в лес. И была на нем та самая кожаная куртка с широким ремнем, в которой он остался тогда, сбросив с себя стариковские лохмотья.
Ильсеяр вскочила и побежала ему навстречу. Она, как большая, поздоровалась с ним за руку и стала шепотом рассказывать все, что отец велел передать ему. Потом оглянулась кругом, чтобы убедиться, не слушают ли ее другие, и снова зашептала.
— Что? — переспросил ее вдруг Костин.
Ильсеяр повторила и уже во всеуслышание сказала:
— Папа просил торопиться, очень торопиться.
Костин изменился в лице. Взгляд его стал жестким, на лоб набежали морщины. Он повел Ильсеяр к лошадям.
— Спасибо тебе, Ильсеяр, спасибо, моя умница, — говорил он, поглаживая ее по голове. — Через час мы будем там. Ну-ка, садись на Юлбарса, устала небось, — добавил он, подсаживая ее на лошадь.
— Я сама, — сказала Ильсеяр, залезая на такую же вороную, как и у Костина, лошадь. Она поискала ногами стремена и не могла дотянуться до них, хотя и вытягивала ноги вниз, чуть не сползая с седла.
Партизаны рассмеялись.
Один даже сказал:
— Эх, и не доросла-то ведь ты самую малость, красавица…
Ильсеяр резко обернулась к говорившему. Возле лошади стоял юноша башкир. Он выделялся среди других не только своей молодостью, но и одеждой. На нем была добротная голубая куртка с блестящими медными пуговицами, на голове голубая фуражка с черным козырьком. Какой-то особенной чернотой отличались и продолговатые его глаза, и волосы, и брови. Юноша, улыбаясь, поднял выше стремена.
— Тебе придется пешочком пройтись, Уметбаев. Сам видишь, гостья… — сказал ему Костин и вскочил на своего коня.
— Есть пешочком!
Лошади тронулись. Какое-то время они ехали меж кустарников, потом въехали в реденький сосняк. За сосняком раздавался сухой треск валежника, слышались беспорядочные шаги.
Лошадь Костина рванулась вперед, и через минуту они выехали к партизанам, врассыпную следовавшим за группой конников.
Отряд остановился.
Костин приподнялся на стременах, окинул всех взглядом и крикнул:
— Товарищ Храбрый, товарищ Султанов, ко мне!
Двое из конников отделились от отряда, подъехали к Костину
— Слушаем, товарищ командир!
Командир партизанского отряда Костин коротко передал им то, что рассказывала Ильсеяр, и выжидающе посмотрел на них.
— Что скажешь, товарищ Храбрый?
— Надо идти.
— Товарищ Султанов?
Командир конников — татарин в потертой тужурке — склонил голову, как будто собрался основательно поразмыслить, но тут же поднял взгляд на Костина.
— Идти! Окружить банду и разгромить!
— Правильно! Я тоже так думаю, товарищи командиры… — сказал Костин и, тронув деревянную кобуру большого маузера, повернул коня к отряду.
— Дядя Шахи!
— Чего-о?
— Поди сюда!..
К Костину подошел старый крестьянин. Костин тихо шепнул ему:
— Пойдем, дядя Шахи, выводи отряд на дорогу к Белой. — И дал команду: — Отряд, за мной!
Партизаны двинулись за командиром и дядей Шахи.
Пройдя с полверсты, отряд вышел на пересекавшую лес проселочную дорогу. Здесь Костин объяснил партизанам, что путь их следования изменился, и дал команду строиться по трое. Впереди отряда, рядом с Костиным, стояли командир пехотного взвода Храбрый и Султанов. Горячий конь Султанова нетерпеливо переступал ногами, вскидывал голову, пытаясь освободиться от туго натянутого повода.
— Отряд, смирно-о!
В это время Ильсеяр, которая с трудом удерживалась на резвом вороном, искала глазами юного партизана в голубой куртке с медными пуговицами.
«Ну его, пусть сам сядет на этого Юлбарса, — говорила она себе. — Он совсем как крылатый конь из дедушкиной сказки. Еще скинет…»
Но так и не успела найти джигита. Послышалась новая команда:
— Шагом марш!
Привыкший к команде Юлбарс стремительно обошел отряд.
«Погибла, — решила Ильсеяр, — сейчас сбросит».
Но умный Юлбарс не сбросил Ильсеяр. Обогнав строй, он вышел на свое обычное место рядом с Костиным и перешел на легкую рысь.