Пароход загудел еще раз и тронулся, прорезая Белую острой своей грудью. Лодка, слегка покачиваясь на вздыбленных пароходом волнах, плыла к берегу.
Поглядывая на волны и на пароход, дед Бикмуш сказал Ильсеяр:
— Садись, сорвешься.
Слышала или нет Ильсеяр, но она все стояла на ногах и махала вслед пароходу цветастым своим платком.
Пароход полным ходом шел навстречу солнцу. На палубе партизаны и солдаты слушали командира Храброго, который, размахивая руками, что-то им рассказывал. Костин с Уметбаевым и Редько стояли на капитанском мостике, наблюдая путь. А путь перед ними лежал открытый, ясный, солнечный…
За пароходом, сопя и фыркая, следовал буксир. На его палубе какой-то партизан лихо растягивал гармонь. А другие, словно боясь заглушить звуки гармони, вполголоса тянули песню.
По краю обрыва легкой рысью шел конный взвод.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Через несколько дней...
Осень, ночь.
Жгучий ветер.
Ветер лез в будку сквозь щели в прогнивших бревнах, пробирался через ветхие рамы окошка, стучал крупными каплями дождя в стекла… Ветер бесновался. Бился о будку то с правой, то с левой стороны, словно хотел повалить ее наземь. Ветер кружил со свистом в трубе, выл за стеной, как голодный волк, не сумевший пробраться в овчарню.
Вот дверь в будку распахнулась настежь. Дед Бикмуш, глухо кашляя, ступил через порог. В тусклом свете фонаря блеснула мокрая от дождя черная кожанка. Дед поставил фонарь на пол и сел на порог, прислонившись плечом к косяку.
Ильсеяр, которая лежала под старым бешметом и разным тряпьем, узнала в пришедшем деда и устало закрыла глаза. Уже несколько дней ее трясла лихорадка.
Сколько раз за этот вечер дед Бикмуш входил в будку, весь промокший от дождя. Сколько раз опускался он на порог и зажигал от фонаря свою трубку. Только прежде он обязательно что-нибудь да говорил Ильсеяр: «Не видать еще» или «Запоздал что-то». Спрашивал заботливо: «Как ты там, Ильсеяр, внученька?» Утешал, обещал, ежели раздобудет чесноку, отварить его в молоке. «Выпьешь, и лихорадку враз слизнет», — уверял он ее. А сейчас дед Бикмуш молчал, обхватил руками голову и уставился задумчиво на фонарь.
Это испугало Ильсеяр. Она приподнялась, облокотилась на подушку:
— Дедушка, ты что поскучнел как?
Старик, приподняв фонарь, осветил угол, где лежала Ильсеяр, и увидел устремленные на него мокрые от слез глаза.
— Никак, плачешь, внучка?
— Нет… Это я так, дедушка. А вдруг с папой что-нибудь случилось? Что мы будем делать тогда, дедушка?..
— Не горюй, ничего не случится. Вернется скоро. Дел у него много. Дядя-то Костин сколько ему дал поручений. Не успевает небось.
— Ведь двое суток будет скоро, дедушка. А он всегда в тот же день оборачивался. Белая вон как шумит, не перевернуло ли у него лодку, дедушка?
— Полно… Мыслимо ли это… Уж волнам-то Белой руки твоего отца не поддадутся.
Ильсеяр, словно боясь, не подслушивают ли их, едва слышно прошептала:
— А если схватили его?
Это, конечно, было вполне возможно. Вскоре после того, как партизаны отплыли на пароходе, сюда нагрянули жандармы. В будке целый день стоял невообразимый шум. Ни за что, ни про что повесили старика бакенщика с верхнего участка. Да еще старухе его строго-настрого запретили раньше чем через неделю снимать его тело. «Смотри, бабка, ежели наперед сроку снимешь, самое повесим!» — грозился жандарм. Добрались и до лесника Андрея, увели… Не миновать бы и Мэрдану виселицы или тюрьмы, да выручила хитрая выдумка Костина. Когда партизаны уже подготовились отплыть на пароходе, Мэрдан, по совету Костина, побежал в штаб белых. Там он в изнеможении упал со словами: «Меня к вам с парохода, который сидит на мели, прислали. Спешите, на пароход напали партизаны».
А пока из штаба прибыл вооруженный отряд, и от парохода и от партизан след простыл. Так или иначе, но хитрость удалась, Мэрдана не тронули.
Только мало ли какая продажная душа могла затесаться в толпу крестьян, помогавших партизанам. Разве можно поручиться, что никто из них не побежал в тот же штаб и не открыл всей правды? И Мэрдана могли схватить в городе, когда он выполнял тайные поручения Костина…
Дед Бикмуш все время думал об этом, но ничего не говорил Ильсеяр, старался успокоить ее.
— Да нет, — после некоторого молчания сказал он, — Мэрдан поехал с бумагой от пристани, получать лампы и стекла для бакенов… Спросят его: «Ты кто?» — «Бакенщик». — «Куда направляешься?» — «Туда-то, мол, и туда-то». — «Документ?» — «Пожалуйте», — он и вынимает пристанский квиток…