Мне был двадцать один год. И я наслаждалась восхитительной анонимностью. Никаких шепотков за спиной, никаких сплетен и указывающих на меня пальцев, только я и моя собака, с которой мы охотимся, рыбачим и собираем ягоды. Я не собиралась нарушать режим тишины ради темноволосого кареглазого незнакомца с его подозрительной любовью к рогозно-черничному желе. Но были минуты, когда я могла во всем признаться. Может, не на первом свидании, не на втором и не на третьем, но после того, как поезд нашего знакомства разогнался, и до того, как мы оказались на борту лодки, плывущей по озеру Пикчерд Рокс, зная без слов, что теперь мы официально пара. И уж точно до того, как Стивен опустился на одно колено на каменистом пляже Верхнего озера. Но к тому моменту я и так потеряла слишком много и не понимала, что обретаю.
Стивен снова встряхивает головой.
– Я дал тебе абсолютную свободу, и вот как ты меня… Разве я возражал, когда ты ходила на медвежью охоту? Или когда ты на всю ночь оставалась в лесу одна? Когда ты исчезла на две недели после рождения Мэри, потому что тебе нужно было побыть одной? Я говорю о том, что… У кого еще жена охотится на медведя? Я бы прошел через все это с тобой, Хелена. Почему ты мне не доверяла?
Чтобы ответить ему, мне понадобилось бы не меньше тысячи слов, но все, что я могу сказать сейчас, – это «прости». И даже я понимаю, насколько неубедительно это звучит. Но тем не менее мне и правда очень жаль. И я бы просила прощения до конца своих дней, если бы это как-то помогло.
– Ты солгала мне. И теперь подвергла всю нашу семью опасности.
Стивен проходит мимо меня на кухню. Хлопает задней дверью. Я слышу, как он грохочет чем-то в гараже. А потом он возвращается, и в каждой руке у него по чемодану.
– Собери все, что может понадобиться тебе и девочкам. Мы едем к моим родителям.
– Сейчас?
Родители Стивена живут в Грин-Бэй. Это в четырех часах езды отсюда, не говоря уже о том, что придется останавливаться во всех местах, где есть ванная и туалет, раз уж речь идет о поездке с двумя маленькими девочками. Если мы выедем прямо сейчас, мы доберемся до его родителей не раньше трех часов ночи.
– А что еще нам остается делать? Мы не можем здесь оставаться! Не по соседству с убийцей-психопатом!
Он не сказал «по соседству с убийцей-психопатом, который к тому же оказался твоим папашей», но наверняка имел это в виду.
– Он не придет сюда, – снова говорю я. Не столько потому, что сама в это верю, но потому, что Стивен должен верить. Я просто не выдержу, если он будет думать, будто я могла добровольно и сознательно поставить свою семью под угрозу.
– Ты это точно знаешь? Ты можешь поклясться, что твой отец не явится сюда за тобой или девочками?
Я открываю рот и тут же закрываю. Конечно, я не могу поклясться. Ведь я не уверена в том, на что способен и на что не способен отец. Он убил двух человек, чтобы сбежать из тюрьмы, а о таком я никогда и подумать не могла.
Руки Стивена сжимаются в кулаки. Я внутренне готовлюсь к худшему. Стивен никогда не бил меня, но всегда бывает первый раз. Отец не гнушался бить мать и за меньшее. Грудь Стивена раздувается. Он делает глубокий вдох. Выдыхает. Затем еще раз. Хватает розовый чемоданчик с изображением принцесс, разворачивается на каблуках и, громко топая, уходит в коридор. Ящики комода открываются и с грохотом закрываются.
– Папочка, ты злишься на маму? – жалобно спрашивает Айрис.
Я беру второй чемодан и иду в нашу спальню. Собираю все, что может понадобиться Стивену, чтобы он мог оставаться у своих родителей так долго, как посчитает нужным. Несу чемодан в гостиную и ставлю у входной двери. Хочу сказать, что мне жаль. Что я понимаю, как он себя сейчас чувствует. Что это не моя вина. Что я хотела, чтобы все было иначе. И мне больно видеть, как он закрывается и отдаляется от меня. Но когда он возвращается с чемоданом девочек, подхватывает второй и проносит их мимо меня к машине так, словно мы чужие люди, я не решаюсь ничего сказать.
Мы застегиваем пуговки на кофточках девочек прямо поверх пижам. Стивен надевает переноску с Мэри на плечо. Я иду за ними, держа Айрис за руку.
– Будь умницей, – говорю я, сажаю ее в детское кресло и пристегиваю ремень. – Слушай папу. Делай все, что он говорит.
Айрис моргает и трет глазки, как будто изо всех сил старается не заплакать. Я глажу ее по голове и пристраиваю рядом с ней ее любимую плюшевую игрушку, а затем обхожу машину и наклоняюсь к водительскому окну. Стивен вскидывает брови, опускает стекло.