— Похоже, кому-то срочно надо увидеть вас.
— Да… Я думаю, что это так. Это все?
— Конечно. Теперь вы можете идти.
Когда она прошла через стеклянные двери в главный зал, Джонни там не было. Вообще не было ничего знакомого, за исключением того, что знакомо в любом аэропорту. Кучка людей, прилетевших вместе с ней, направилась к автобусу авиакомпании, другие стояли и озирались, как она. Мора повернулась и подошла к справочному бюро.
— Могу я узнать…
— Ваше имя, пожалуйста.
Она назвала себя. Девушка кивнула в сторону ряда ожидающих:
— Вас ждет джентльмен.
Когда она назвала свое имя, мужчина опустил газету, затем он встал и снял шляпу:
— Я Марк Бродни. Меня прислал Джонни.
— Где же Джонни? — спросила она. — Он телеграфировал, что будет в Нью-Йорке и встретит меня.
— Конечно, я знаю, — Встречавший ее мужчина был среднего роста, плотного сложения. У него были прямые черные волосы и очки в роговой оправе. Тон его был странно нарочитым, словно в конце каждой фразы он выжидал, желая знать, как ее воспримут.
— Послушайте, — сказал Бродни. — Не хотите ли выпить кофе или вы предпочитаете сразу отправиться в город?
— Я предпочла бы двигаться.
— Конечно. — Он коснулся ее руки. — В таком случае необходимо забрать ваш багаж.
Они молча подождали, пока не прибыл багаж. Бродни взял ее чемоданы и повел Мору к машине.
Включив двигатель, он искоса бросил на нее изучающий взгляд:
— Выспались?
— Не очень. Полагаю была возбуждена, чтобы уснуть.
— Ага. Это уж наверняка.
Они ехали по улицам, на которые Мора не смотрела.
— Где Джонни? — спросила она.
— Ах, да… Джонни. Он не смог приехать, поэтому попросил меня. Он сказал, что вы, вероятно, помните меня по его рассказам.
— Разумеется, я помню. Почему он не приехал?
— Очень болен его отец. Фактически он умирает. Джонни в Питсбурге.
— Когда он уехал?
— Два дня назад. Он не стал телеграфировать вам, потому что я сказал, что буду здесь и встречу вас.
— Что с его отцом?
— Полагаю, что-то вроде удара. Врачи говорят, что он не протянет больше двух дней.
— Лучше бы мне, приехать в другое время.
— Почему же? — спросил он.
Она не знала, что ему сказать. Мора чувствовала себя неловко и тревожно. Казалось, ее спутник либо не может, либо не хочет поддерживать разговор. Однако она видела, что Бродни запоминает каждое ее слово и обдумывает его. Джонни был лишь наполовину прав в своем описании Марка. Этот человек, сидящий рядом с ней, мог бы двигать события в том темпе, который ему подходит. А сам будет сидеть и позволять жизни медленно катиться, чтобы воспринимать связанные с Морой факты без пристрастия и воодушевления, пока не поймет, что она за человек.
На широком подъеме к мосту он вдруг заговорил:
— Если бы в моем распоряжении было хоть несколько минут до того, как на нас налетит полицейский, я бы остановился посередине и дал вам взглянуть. Вот это Ист-ривер и Квинсборо-бридж, а это — Манхеттен. Я думаю, зрелище стоит того, чтобы поссориться с полицейским.
— Джонни говорил мне, что вы родились в Нью-Йорке, — сказала она.
— Конечно… Но не обязательно родиться здесь, чтобы быть нью-йоркцем. Это просто чувство, которое захватывает вас, и вы уже никогда не расстаетесь с ним. Всякий раз, как я возвращаюсь сюда, когда такси везет меня на Ла-Гардиа, я заставляю его остановиться на шоссе под мостом, выхожу и бросаю в реку монетку. Я называю это моей денежной данью. Все думают, что я сумасшедший.
Они оставили реку позади, и эстакада от моста замелькала прямо на уровне крыш домов.
— Вам известен адрес, куда я направляюсь? — спросила она.
— О, да… Это люди, которым написал ваш отец. Ну, у вас есть выбор, ехать ли туда. Я полагаю, вы знаете, что они в отъезде?
— Да, но они телеграфировали, что их квартира открыта и я могу воспользоваться ею.
— Это ваше дело, конечно. Но если вам желательно проживать в десятикомнатном морге на Парк-авеню, то, разумеется, милости просим. Может быть, вас позабавит возможность подкидывать монетку, чтобы решить, какой из четырех ванных комнат следует воспользоваться.
— Откуда вы знаете?
— А я там вчера побывал. Просто захотел посмотреть, куда это они вас запускают. Женщина, занимавшаяся уборкой, поставлена в известность, что там будет жить дочь английского королевского адвоката. Она освободила место на каминной полке для портретов королевской семьи. Вы думаете, что хотели бы туда поехать?
— А куда я могу еще ехать?
— У меня есть квартира к западу от парка, где имеется лишняя комната. Можете воспользоваться ею, если желаете.
— Я никого не стесню?
— Конечно нет! А я вас не обижу… У меня нет такой привычки.
— Я не это имела в виду.
— Разве? — ухмыльнулся он. — Ну, даже если и не это, то тем более будет все в порядке. По крайней мере, там вы сможете докричаться до кого-нибудь.
— А то — другое место?
— Я им позвоню — скажу, что вы не прибыли. Или направились прямо в Питсбург. Что-нибудь придумаю.
— Спасибо.
Мора откинулась на сиденье и смотрела на проносившийся мимо город. Они срезали путь к западу от реки. На Третьей авеню их остановил светофор. Она смотрела на проносившийся мимо по «надземке» поезд и узнавала сцены из фильмов о Нью-Йорке. Здания имели неопрятный вид из-за железных пожарных лестниц, лепившихся по стенам, как кружево. Было пыльно, и в водостоках валялись бумажки. Даже в тени становилось жарко. Они пересекли Парк-авеню и Пятую улицу и подъехали к скверу на площади, где начинается Центральный парк. Впервые она увидела солнце на верхушках зданий, образующих широкие каньоны под ярким синим небом. Концы каньонов сужались в перспективе, и эта мертвая их прямизна казалась Море нереальной… словно кто-то играл с макетом города. Это было просто и красиво, если вообще находишь красоту в такого рода вещах.
Квартира, куда привез ее Марк, находилась неподалеку от парка.
— Я нанял ее с мебелью на два месяца, поэтому не надейтесь на домашнюю атмосферу, — сказал он.
Комната, которую он ей выделил, была небольшой и выходила окнами на другой ряд окон. Двенадцатью этажами ниже было дно светового колодца.
— Характерно для англичан, — сказал он, наблюдая за ней. — Куда бы они ни прибыли, всегда устремляются прямо к окнам, словно ожидают увидеть поля и пасущихся коров. Что до меня, я ощущаю одиночество, если не слышу три радиопрограммы и о чем толкуют люди на пяти кухнях. Нью-Йорк сначала напугает вас до смерти, но в конце концов, вероятно, понравится. Так бывает со многими.
— Надеюсь, так будет и со мной, — сказал она.
Он поставил ее чемоданы на стулья.
— Когда мы получим известия о Джонни?
Он пожал плечами:
— Придется оставить это на его усмотрение. Не думаю, что он захочет разговаривать с вами по телефону. Вы же знаете Джонни. Как вы думаете, что будет, когда его отец умрет?
— Джонни приедет сюда.
— Ага… Так и я считаю. Поэтому мы просто подождем. Я полагаю, — добавил он, — что вам хотелось бы принять ванну. Не мешало бы и поспать несколько часов. Я сварю кофе, если вы не против.
В дверях он обернулся:
— Вы, конечно, слышали новость?
— Что за новость?
— Начет Кореи?
— Нет… А что?
— Вчера около одиннадцати часов утра коммунисты с севера пересекли тридцать восьмую параллель и вторглись в Южную Корею. Они громогласно бросили вызов Организации Объединенных Наций.
— Что это означает? Что теперь произойдет?
— Никому неизвестно, скорее всего война… Мы лишь надеемся, что она останется войной местного масштаба… — Он начал прикрывать дверь. — Кофе будет готов минут через пять.