Оставшись один, Верховный король вновь обратился мыслями к деталям сегодняшней встречи. Давно, уже очень давно не приходилось ему ни с кем говорить о Кассаре и даже упоминать её имя. Он кривил душой, отзываясь о ней столь категорично, и корил себя за эту вынужденную кривизну, от которой, тем не менее, зависело благополучие Ак'Либуса. Хоть Дасона Эрнера и именовали Верховным королём, Ак'Либус по-прежнему оставался колонией империи Алазар, и судьба его всецело находилась в руках императора. Кассара и правда опережала своё время, или же, напротив, чрезмерно запоздала появиться на свет — на много, много веков. Дасон не забыл их долгих насыщенных бесед, хотя прошло уже немало лет. Она рассказывала о том, как в далёком прошлом все люди обладали удивительными силами за пределами понимания, и как, ослеплённые жаждой власти и контроля, они эти силы утратили. Как те единицы, что их сохранили, становились пророками и оракулами, и их слово ценилось при дворе, но их навыки неизбежно использовались в неблагих целях, что приводило к страшным последствиям, а посему они обросли дурной славой. На них началась охота. Их изгоняли и истребляли, и делают это по сей день. История полна заблуждений, говорила она, но её можно исправить. Ведь силу можно использовать как во зло, так и во благо. Было ли это истиной? Дасон хотел бы узнать это наверняка. Кассары больше не было с ними, но её дочери жили, и знали об этом только присутствовавшие сегодня в овальном зале, да и те считали, что выполняют важную имперскую миссию по выявлению и, в случае необходимости, устранению ведьм. Но у короля была и своя правда. Если девочки — теперь уже девушки, женщины, унаследовали силу своей матери, он хотел бы передать им её слова. Вместе с ними он мог бы построить новый Ак'Либус, свободный от (подчас тлетворного) имперского влияния и, быть может… Но нет, теперь он перешёл от воспоминаний к мечтам и, хотя король без мечты, что путь без цели, следовало оставаться прагматичным.
Он переключился на мысли о Рэдмунде. Впервые за шестнадцать лет он поделился тайной, связывавшей участников пакта, с новым человеком. Ясно ли он её изложил? Может, стоило подобрать другие слова или что-то добавить? Это интересовало его ещё и потому, что у самого Дасона был сын, принц Адейн, которому следующей весной исполнялось три года. Пока он ещё совсем мал, но рано или поздно забота о соблюдении условий пакта ляжет на его плечи. Что ему расскажет отец? То же, что и всем остальным, или рискнёт поделиться своими сокровенными мыслями? Время покажет, как часто говорила Кассара.
Рэдмунду тоже было о чём поразмыслить тем вечером. Много о чём поразмыслить. И, со свойственной ему горячностью, он одним махом решил, что всё, прозвучавшее ранее — чушь и ерунда.
Рэдмунд был прагматиком и не собирался верить ни в какое колдовство. Серьёзность, с которой вещали все эти титулованные особы, включая его отца, одновременно вызывала у него приступы смеха и выводила из себя. «Посудите сами, — возражал он им мысленно, шагая по своим покоям, роскошным, в изразцах и гобеленах, — мы живём в эпоху зарождающейся индустриализации, когда в просвещённом Вик-Тони работают над освещением, не требующим огня, и устанавливают паровые двигатели, не задействующие тягловую силу; когда незримая стена изучена на всём её протяжении, и, несмотря на то, что никому не удалось проникнуть по ту сторону (ежели такое вообще осуществимо), учёные умы посредством длительных и кропотливых расчётов пришли к выводу, что Торфс имеет форму шара; когда явления природы истолковываются наукой — и в них нет ничего колдовского». А эта женщина, о которой они говорили, — Рэдмунд был уверен, — не сделала ничего особенного. Отправь её своевременно в Академию наук Виттенгру, там мигом доказали бы, что вся её «сверхъестественность» — не более, чем ребячья фантазия. И, вообще, если бы двести лет назад остров взаправду был населён ведьмами, так бы они и отдали его без боя! Послушать об их способностях, так им без особого труда удалось бы испепелить целую армию. А вместо этого они, якобы, позорно бежали. Обыкновенные трусы! И притом совершенно немощные.
Тем досаднее было, что из-за таких предрассудков на Ак'Либусе до сих пор портили жизнь приличным людям. Пусть с Паландорой и, тем более, с Балти-Оре он не был так близко знаком, чтобы судить, но как можно было считать ведьмой его сестрёнку? В ней колдовского только её способность обуздывать свой взрывной характер. Рэдмунд так не умел. Ну, и её знаменитое жаркое из фазана на костре, с грибами и острыми специями — вот это колдовство, за которое не жаль продать душу! Эх, будь она рядом, можно было бы вдоволь посмеяться над этой историей. Но от него требовали со всей серьёзностью хранить эту тайну, особенно от самих девушек, в неё вовлечённых.