«В следующий раз меня попросят сохранить в секрете, что у моего слуги Фанаса пёсья голова», — фыркнул Рэдмунд. Впрочем, это, как раз, было не так далеко от истины: где же носило этого бездельника? Назавтра им предстояло покинуть крепость и вернуться домой, а у него ещё не все вещи были уложены.
— Фанас! — позвал он, и клич раскатился эхом в глубине покоев. Он звал ещё раза три, и вот, наконец, послышалось знакомое шарканье и в комнату, косолапя и припадая на одну ногу, зашёл слуга. И без того невысокий, он дополнительно горбился и клонил голову к земле.
— Вы звали меня, киан Рэдмунд? — смиренно спросил этот невзрачный и простоватый человек лет тридцати. Несмотря на высокий статус, Рэдклы привыкли обслуживать себя сами, и прислугу держали скорее из необходимости соответствовать титулу. А потому для Рэдмунда оставался непривычным тот факт, что он отдаёт приказания человеку, который на десять лет старше него, да ещё по таким мелочам, с которыми бы играючи справился сам. Командовал он легко, но в душе чувствовал, что делает это отчасти зря, а слуга чутко улавливал настроение своего господина и оттого не был чрезмерно расторопен.
— Фанас, где тебя носило? — спросил Рэдмунд.
— Как это, где? По вашим же делам, господин. Я был на псарне.
— Но ведь я послал тебя туда ещё утром!
— Разумеется, господин. Так ведь это… Пока доберёшься, пока потолкуешь с псарями… А там уж, стало быть, обед. Ну, сядешь с ними за стол…
«…пропустишь стаканчик», — мысленно продолжил Рэдмунд. Ему эта история была мало интересна, и он отмахнулся от неё, как от назойливой мухи.
— И что же со щенком?
— Дают. Дают, господин. Завтра перед отъездом возьмём его из вольера. Я уж подложил ему попонку на козлах. Хорошо поедет, с комфортом.
— Прекрасно, — ответил Рэдмунд. — Давай укладываться в путь.
— Так всё уж практически уложено, господин, — сказал Фанас и, глазом не моргнув, оглядел царивший в комнате беспорядок. — Завтра… Успеется…
Рэдмунд подивился такой наглости.
— Что завтра? Что успеется? С тобой здесь целую неделю протянешь, да так и не управишься! А ну за работу!
— Вот вы, господин, бранитесь, — огрызнулся Фанас, — а я, между прочим, ради вас стараюсь. Все девять часов в сутки. По сто минут в часе, и по сто секунд в минуту, чтоб вы знали. Это сколько же будет секунд… Девяносто тысяч. И все их посвящаю вам.
«Ишь ты! — подумал Рэдмунд. — Разбирается в арифметике, важный какой. Лучше бы он с таким рвением паковал наши вещи».
Паландора, между тем, уже собралась в дорогу. Рруть ещё подбирала оставшиеся крема и лосьоны, складывала их на туалетном столике, чтобы сразу поутру ими воспользоваться и тут же уложить в саквояж, а юная киана сидела у окна и наблюдала за стрелкой больших крепостных часов на южной башне. Длинная предсумеречная тень от башни падала прямо на её окна, и стрелки скорее угадывались в полумраке. Как же быстро время летело. Ещё каких-нибудь семь недель назад она была счастлива, а теперь всё в жизни медленно утрачивало своё значение.
Она не могла отрицать, что интересно и плодотворно провела сегодняшний день в ателье её величества. Сколько там было всевозможной материи! Нежный атлас, тончайший розовый шёлк, прозрачный тюль и газ, ворсистый бархат. Тканям, казалось, не было конца, а от обилия их цветов и оттенков разбегались глаза. А ещё пуговицы, ленты, застёжки… Воланы и рюши, из тех, что годятся разве что для деток и кукол, но, тем не менее, вызывают восторг! Портные день и ночь трудились здесь над лучшими нарядами столичных модниц и приближённых короля. Молодые девушки, склонившись над пяльцами в три погибели, вышивали узоры и орнаменты, а их сменщицы выполняли в соседнем помещении гимнастическую разминку и увлажняли покрасневшие от напряжения глаза специальными каплями. Окна ателье выходили на дикую клумбу, сплошь в сиреневых звёздочках вереска, над которым порхали голубые осенние бабочки. В какой-то момент Паландора отбросила горестные воспоминания и целиком отдалась этой увлекательной игре по подбору свадебного наряда. В конце концов, она всегда мечтала об особенном платье к этому особому дню. Она с улыбкой примеряла образцы, пытаясь внутренним взором представить финальную работу, и ласково успокаивала мастериц, если тем доводилось случайно уколоть её булавкой. Перебрала целый ворох всевозможных фасонов пока не остановилась на том, что пришёлся ей по душе.