«Не говоря уж о том, что от неё одной больше толку, чем от обоих моих мальчиков вместе взятых», — мысленно вздохнул киан Тоур. Он не стал ставить это сыну на вид, а вместо этого взял паузу, допил чай и, стукнув опустевшей чашкой о блюдце, добавил:
— Я очень рад, что вы с Феруиз стали такими близкими друзьями. Я люблю её, как свою родную дочь, так же, как вас с Рэем. Но не строй иллюзий, Рэдмунд: если выяснится, что твоя сестра представляет опасность, мы должны быть готовыми отреагировать соответствующим образом. Помни об этом.
Рэдмунд вышел тогда из кабинета в смешанных чувствах и пребывал в них по сию пору. Проходя по Морской набережной Озаланды, сопровождаемый отцом и братом, он вновь не удержался и взглянул на Феруиз. Задумался о чём-то своём, застыл, устремив взор в низкие облака, осыпавшие стальной океан кокосовой стружкой.
— Эй, ты, бестолочь разноносочная, дай нам, что ли, пройти!
Рэдмунд очнулся, рассмеялся вместе с сестрой.
— Грубиянка!
— Догадайся, в кого, братишка! Ты носки свои менять собираешься или так и будешь гипнотизировать небо? Сходи, побратайся с городскими, ведь тебе ещё ими править!
— Как-нибудь без девчонок разберусь! — ответил он и двинулся дальше. Бестолочь или нет, но некоторые вещи он впрямь отказывался понимать. Отказывался принимать. Феруиз, да эта кукольно-хрупкая Паландора, да, к тому же киана Бэй — как могли они быть родными сёстрами? Они ведь даже не походили друг на друга. Такие разные и по характеру, и по внешнему виду. Впрочем, о Балти-Оре он мало чего мог сказать, ведь он так давно её не видел. Но в остальном… Феруиз ему сестра куда больше, чем им. И оставалась ею по-прежнему, но теперь Рэдмунд не мог отделаться от мысли, что, сохраняя разговор с королём в тайне, он её предаёт. А друзей предавать очень подло. Особенно когда в твои обязанности входит при необходимости «отреагировать» на их поведение «соответствующим образом».
«Я предатель», — думал он хмуро, когда Феруиз благодарила его за щенка. Когда они ездили в Кэлби на конный завод. Когда колядовали в Пэрфе-Кур и играли в снежки в Озаланде. Всякий раз, как они оставались вдвоём.
«Я предатель», — стучало рефреном под сердцем. Эта так называемая тайна была слишком велика, чтобы не разглашать её самому близкому человеку. И, если говорить было нельзя, значит, оставалось написать.
Глава 29
Возвратившись домой после праздников, Рэдмунд, оставшись один, написал для себя пару строк, просто чтобы выговориться хоть как-то. Добавил к ним ещё пару. А, закончив страницу, понял, что должен отдать письмо Феруиз. Что так будет честно и правильно.
«Но не сейчас, — рассудил он, — дождусь сперва свадьбы».
Заполучив таким образом отсрочку, он облегчил свою совесть. Тем более, и ждать оставалось недолго. После дня Памяти Предков, что приходится на зимнее солнцестояние или третий матудегор паланора, наскоро доев остатки поминальных куличей и вынеся из окутанного дымом ладана замка еловые ветви, Рэдклы выехали в Пэрферитунус. В пути их задержала метель, и стало понятно, что они припозднятся. Но эта задержка не была критичной.
Потихоньку, как пчёлы слетаются к цветущей ароматной липе, к четвёртой неделе зимы в замок Пэрфе стекались остальные гости. Кое-кто прибыл за целую неделю до торжества, чтобы помочь с его подготовкой, другие обещали появиться позднее, и к их приезду срочно готовились комнаты и украшались залы. Наиболее тщательное внимание уделялось покоям Верховного короля, королевы и юных принцессы и принца, которые должны были их сопровождать. Киана Вилла настаивала на том, чтобы всё было идеально, но не проявляла излишнего персонального участия в благоустройстве помещений и организации досуга венценосных потомков; в людской же по этому вопросу, казалось, все посходили с ума. Кухарка готовила пирог и спрашивала каждого, кто попадался на глаза, понравится ли он, по их мнению, маленькой Ариссе? «А что скажет крошка Адейн насчёт верховой прогулки по окрестным холмам?» — вопрошал конюх и вновь брался за щётку, хотя его лошади давно уже сверкали, как оркестровая медь на параде, а до приезда короля оставалась ещё уйма времени, в течение которого они непременно испачкаются вновь. Из города, из окрестных деревень привозились игрушки и сласти — причём каждый из слуг делал это тайком от остальных: всем хотелось подарить малышам лично от себя нечто эдакое, что бы им непременно понравилось, чтобы дарителя запомнили и отличили.