Паландора достала брошь с букетом сирени, которую прежде отколола со свадебного платья, и отдала её покрасневшей служанке.
— Бери же, — поторопила она её. — На все твои вопросы я отвечу позже. А сейчас нам обеим нужно как следует выспаться.
«Нужно-то нужно… — думала она, возвращаясь к себе после того, как поцеловала Рруть напоследок и убедилась, что та легла в постель, — вот только удастся ли мне сегодня заснуть?»
Она так и не сумела заставить себя откинуть полог и лечь на свою половину кровати. Обошла всю комнату на цыпочках, достала из сундука второе одеяло, которое всегда там хранила зимой на случай, если ночь выдастся особо холодной и, завернувшись в него, устроилась на низком диванчике у подоконника.
Глава 34
— Этим утром вы куда-то исчезли, киана, и заставили меня волноваться, — заметил ей Рэдмунд за завтраком.
Так и было. Паландора проснулась намного раньше него и покинула комнату, удалившись в библиотеку, где провела всё утро за экономическими справочниками. Ей очень хотелось отвлечься от недавних событий и обратиться к единственному положительному моменту в них: своей будущей роли гердины Пэрферитунуса. Ей взбрело в голову во что бы то ни стало начать свое правление с какой-нибудь реформы. Молодые и энергичные правители всегда начинают с реформ, этому учит история. Проблема заключалась в том, что её предшественница была блистательным региональным реформатором эпохи, и изобрести что-нибудь эдакое после неё стало нетривиальной задачей. Рэдмунд, допустим, неплохо придумал со своим конным заводом и паромной станцией, но не воровать же его идеи! Может, снизить норму производства овечьей шерсти? Фермерские хозяйства вздохнут свободно. Но будет ли это экономически целесообразно? И потом, овцеводы, допустим, её поддержат, но для остальных ровным счётом ничего не изменится. А нужно, чтобы реформа затронула все группы населения и увековечила её имя.
В общем, сложную она себе задала задачу, но, по крайней мере, больше не могла думать ни о чём другом. А Рэдмунд всё пытался вызвать её на разговор и вообще вёл себя как-то, она бы даже сказала, развязно. Как будто они в одночасье стали добрыми друзьями, и не было с его стороны никаких попыток посягнуть на её свободу. Поначалу она недоумевала: что могло послужить началом к таким переменам? Она ведь не давала повода так с ней обращаться. А потом её осенило: Рруть. Одному Творцу известно, что вчера ночью творила эта девчонка в её покоях под видом своей госпожи, но явно нечто такое, что не оставило юного Рэдкла равнодушным. И ей, Паландоре, приходилось теперь иметь дело с последствиями.
После завтрака была запланирована лодочная прогулка. Самое большое озеро Пэрферитунуса единственное не замерзало зимой и, в то время как по остальным озёрам без опаски передвигались на лыжах и коньках, оно было доступно для навигации. На лодочной станции загодя разбили лёд и подготовили прогулочный баркас для гостей. Новобрачным предстояло возглавить процессию на небольшой белой лодке, украшенной бумажными фонариками и гирляндами — лодке, в которой размещались только они двое, не считая пары гребцов. Рэдмунд с готовностью занял место у руля, а Паландора расположилась на скамье рядом с ним. В любой другой день она была бы рада прокатиться по зимнему озеру, тем более, что здешние пейзажи того стоили. Сегодня же это была скорее тягостная обязанность. Мороз щипал её за щёки и мочки ушей, не прикрытые волосами и шапкой и беззащитно краснеющие на леденящем ветру. Мимо проплывали кособокие валуны, покрытые снегом, словно посыпанные солью; одевшиеся в белый пух сосны и ели, нарядившиеся, как стройные молодые невесты или катены Беллии. Ясное небо над головой сверкало хризолитовым оттенком, как положено зимой, а облака стояли высоко-высоко и так и приглашали вскарабкаться на них, присесть на краешек и полюбоваться сверху безмятежной зимней панорамой.
«Пожалуй, я так и сделаю», — подумала Паландора. Оттуда, как на ладони, был виден весь Пэрферитунус — от плодородных восточных полей, начинавшихся у самого Зантура и ныне припорошенных мягким снежком, до покрытых ледяной корочкой озёр. От кромки Шаффиранского леса до побережья океана, где белый город Озаланда в это время года был ещё белее. И к юго-западу, где, минуя сопки, рощи и холмы, тянулась серой ниточкою Королевская дорога, ведущая в Рэди-Калус.
«Всё это — моя земля, — думала она. — Такая родная, такая любимая и неповторимая».