Лицо Паландоры потемнело. Она закрыла его руками и глухо спросила:
— Что было дальше?
— Дальше произошло необъяснимое, — тихо ответил учитель. — Мы дали остальным ровно сутки на то, чтобы они приняли свою судьбу. После этого им предстояло последовать за своими лидерами. Никто не выставлял охраны: как нам дали понять, это было бесполезно, да и не требовалось. А по прошествии ночи эскатонцы обнаружили, что все, населявшие остров, бесследно исчезли.
— Куда же они подевались? — спросила Паландора. — Ведь не могло население целого острова испариться в воздухе!
Учитель хлопнул в сухие ладоши.
— То-то и оно! Видите ли, это — самая большая загадка истории нашего края. Одни говорят, что эти люди скрылись в океане, но где бы они раздобыли такое количество лодок и кораблей? Другие утверждают, что они до сих пор прячутся в западных горах: в них расположен огромный разветвлённый комплекс пещер. Но и там мы не обнаружили никаких признаков их присутствия. Третьи уверены, что они воспользовались своими способностями и переместились в какую-то другую точку планеты — и, если так оно и случилось, они могут в любой момент вернуться. Известно одно: в тот день остров опустел и с тех пор мы больше ничего не слышали об этих людях. Все здания, что они здесь построили, обветшали за считанные годы и от них не осталось ни следа — все до единого поглотила дикая природа.
— А значит, — завершил свой рассказ учитель, — они были всего лишь дикари. Владеющие неведомыми силами, опасные, но всё же — дикари. Их технологии и рядом не стояли с нашими, а письменность была и вовсе бедна. Не далее, чем на днях в пещерах горы Тао был обнаружен очередной архив старинных книг. Я видел их в библиотеке Йэллубана: какие там книги — брошюры в десяток листов, полные бессвязных слов и закорючек. Культура, не имеющая развитой письменности, обречена на вымирание, киана Паландора, запомните это, и усердно учитесь родному языку и чистописанию.
— Но ведь они же не вымерли, — возразила девушка. — Просто исчезли.
— Что с точки зрения истории тождественно. Где они теперь на международной арене? И где мы! Разумеется, кое-кто полагает, что ведьмы не испарились в небытие, а их потомки и сейчас могут находиться среди нас. Но стоит им начать нарушать законы мироздания, как их ожидает расплата. А сейчас мне бы хотелось перейти к крупнейшим рекам империи Алазар…
Больше с того дня никто не упоминал при Паландоре о прошлом Ак'Либуса, и она не стремилась ни с кем его обсуждать. Время от времени она думала о том, что же на самом деле произошло с этими людьми и так ли порочны были знания, которыми они владели. Чего дурного в том, чтобы двигать предметы, не прикасаясь к ним, или перемещаться в пространстве, куда захочешь, не тратя время и силы? Но что-то подсказывало Паландоре, что другие сочтут эти вопросы неуместными.
Так уж повелось в мире, сотканном из традиций и предрассудков: не оспаривая их, даже просто интересуясь, можно заставить трещать по швам людские мировоззрения, а кому понравится, когда его уютную скорлупу раздирают в клочья? Пускай все вокруг считают бывших обитателей Ак'Либуса порочными дикарями, у Паландоры на этот счёт было своё мнение, но она предпочитала держать его при себе. А когда с годами киана всё больше обнаруживала, что отличается от остальных, то невольно задавалась вопросом, не является ли она одной из потомков тех самых людей? В конце концов, ей ничего не было известно о своих родителях, их давно уже не было в живых, а Вилла отказывалась о них говорить, ограничиваясь общими фразами.
«Моя дорогая подруга… Ужасная трагедия… Но, главное, ты уцелела».
Что, если её мать и отец были такими же, как она? И люди об этом узнали. В Алазаре не место колдовству…
Эта мысль пронзила её стрелой, и Паландора, как подкошенная, рухнула в озеро. Проблема оказалась не такой уж «маленькой», как ей показалось сперва.
Она только что открыла, что способна делать потрясающие вещи, недоступные никому из тех, кого она знала.
Но она не могла, не имела права никому об этом рассказывать.
И, более того, если хоть кто-то узнает о её особенностях, ей несдобровать.
Паландора разрывалась между чувством эйфории, охватившим её, когда она убедилась в том, что может покидать своё тело, возвращаться в него и перемещаться со скоростью мысли, и ощущением глубокого отчаяния, которому сопутствовало осознание собственной порочности в глазах других.