И первая затрещина, как ни иронично, прилетела именно ему. Она досталась от хозяйки таверны, которая сразу смекнула, что к чему, и ринулась разоружать конфликтующих. Как только оружие было изъято, бой развернулся во всей красе. Как уже было упомянуто, их собралось шестеро против троих. Налу подбили левый глаз, а правым он и так видел слабо, что спасло в тот день часть бойцов от его пудовых кулаков — другим же, напротив, досталась двойная порция. Агрису рассекли бровь и хрустнули пару рёбер, причём за одно из них ответственен был Налу. До Рэдмунда же никому пока ещё не удавалось добраться. Он вёл бой, согласуясь со своей личной тактикой, неизменно появляясь в тех местах, где можно было нанести удар, и ускользая из тех, где под удар попадал он сам. В общей суматохе невозможно было понять, как ему это удавалось. И если поначалу посетители дрались ради самой драки, то теперь, после первых синяков и царапин, до людей начало доходить, что тот, на кого направлен их гнев, продолжает бегать от правосудия. Но вот незадача: бойцам недоставало слаженности действий. Каждый рвался побить Рэдмунда, но каждый действовал в одиночку, натыкаясь при этом на таких же жаждущих. Немудрено, что вскоре горожане принялись распихивать один другого локтями, а там дело дошло и до тумаков. И пока они, увлечённые, мутузили друг друга, Рэдмунд, смеясь, взобрался на барную стойку и наблюдал за кишащим под ним морем из голов, туловищ и конечностей, время от времени выуживая кого-нибудь из толпы и, наподдав пинка, роняя его обратно. Треск стульев и звон бутылок сопровождал развернувшуюся перед ним живописную картину.
Дверь таверны распахнулась, впустив нового посетителя. Его никто бы и не заметил во всеобщей суматохе, но не таков был этот посетитель, чтобы не суметь обратить на себя внимание, когда ему это требовалось. Точнее, ей. Это была высокая стройная девушка в доспехах. Медь её кирасы сверкала на солнце, соперничая с не менее яркой медью кудрей, а глаза цвета тёмного мёда оценивали обстановку, не упуская ни одной детали. Увидев Рэдмунда, девушка нахмурилась. Рука её, сжимавшая хлыст, поднялась в угрожающем жесте, и в этот момент шум в таверне затих, несмотря на то что незнакомка даже не успела воспользоваться своим орудием. Всё внимание в один миг обратилось к ней, и тому было объяснение: перед ними стояла сама Феруиз Фэй, дочь Тоура и сестра Рэдмунда.
Не говоря ни слова, девушка жестом поманила брата, и он так же безмолвно соскочил с барной стойки и повиновался.
— Это вам за беспокойство, — обратилась Феруиз к хозяйке заведения, безошибочно узнав её в толпе и передав ей туго набитый кошелёк. — Что же касается этого дела, — девушка многозначительно и с лёгким презрением обвела взглядом изувеченных граждан, — следствие выяснит, на чьей стороне правота, и компенсирует пострадавших. Желаю всем удачного дня.
Сказав так, она вышла из таверны, поддерживая Рэдмунда за плечо. Никто не посмел ей возразить. С мнением Феруиз считались в Рэди-Калусе почти так же беспрекословно, как с мнением её отца.
Брат и сестра оседлали коней и двинулись по направлению к замку. Проехав несколько кварталов и убедившись в немноголюдности улиц, девушка разом утратила невозмутимое выражение лица и разразилась такой гневной тирадой, которая заставила даже Рэдмунда, знатока крепких выражений, покраснеть до кончиков ушей. Он не мог смириться с тем, что эта девчонка отчитывала его, как нашкодившего сорванца, тем более что правда была, — как он считал, — на его стороне.
— Я же рассказывал тебе эту историю! — не выдержал он, наконец. — Мало того, что эта женщина посадила себе на шею бездельников и драчунов, так они же ещё и склонны винить во всякой мелочи кого угодно, но только не себя самих! Впервые услышали о себе правду и сами же на неё обиделись. Клянусь, даже если бы я их убил, невелика была бы потеря!
— Да, это так, — неожиданно согласилась Феруиз. — Ты зришь в корень, Рэдмунд, и я тебе уже об этом не раз говорила, но тебе недостаёт терпения. Стратегии. Ты — превосходный тактик, склонный напрямую в лоб решать проблемы, которые истинный стратег даже не создаёт. Если хочешь услышать моё мнение, вот оно: Рэди-Калус, а, возможно, и весь Ак'Либус, и целый мир, населён бестолочами. Здесь нет ничего нового. Но если каждому из них глаза в глаза сказать, что он поступает бестолково, и даже объяснить, почему, ничего не изменится.
Рэдмунд хмыкнул.
— И как я, по-твоему, должен разруливать весь этот бардак? Да, я бываю груб, злоупотребляю вином и провожу время в шумных компаниях. Вы с отцом можете вменять мне это в вину, и я её признаю. Но как вы мне прикажете в дальнейшем управлять своими подданными, которые обижаются на правду о себе и скалятся в ответ? А я тебе скажу, как: горбатого и дурака лишь дым крематория исправит!