— Вот что, — сказал Рэдмунд, оглядев подтянутых военных, их строгую идеально отглаженную форму, серьёзные и нарочито суровые, несмотря на молодость, лица, а также проникшись их стройной игрой, бравурными звуками марша, духовыми, звучавшими в самом сердце, и перкуссией, отдававшей каждым ударом где-то в области почек, — запишусь-ка я к вам в полк.
Агрис рассмеялся шутке товарища, а Налу хлопнул его по плечу, грозясь оставить крупный синяк.
— Добро пожаловать, старина! Только таких у нас не хватало!
— Я серьёзно, — сказал он, — не думайте. Будет хоть, чем заняться.
— А то будущему герду больше нечего делать, — возразил Агрис.
— Всё же, я так решил. Но мы об этом с вами завтра потолкуем. А пока…
И ребята вернулись к обществу своих дам. Все четыре оказались близкими подружками из одного района — соседки и ровесницы, каждой в аккурат по восемнадцать-девятнадцать лет. Они смеялись в ответ на остроты Агриса и сами не упускали случая пошутить. Рэдмунд с непривычки наблюдал за ними, как посетитель музея современного искусства за выставленными в галерее экспонатами: любовался, порой даже искренне изумлялся: ишь ты, какая штука. Изредка отвлекался, и память об утреннем разговоре колола его в бок острой булавкой, тогда он заказывал ещё по кружке эля и медленно, но верно доходил до кондиции. Теперь экспонаты казались ему ещё более достойными внимания, лица — счастливыми, музыка — громкой и положительно бравурной. Налу отошёл осведомиться насчёт жаркого, Агрис показывал незамысловатые фокусы с монетками, а девушки внимательно за ним наблюдали, надеясь раскрыть секреты его трюков. Одна из них, тем временем, поглядывала на Рэдмунда — так, чтобы этого никто, кроме него, не видел. Белолицая, розовощёкая, не слишком в теле, но и не чересчур худая, с курчавыми светлыми волосами под платком, расшитым васильками и незабудками, и такими же глазами в тон платка, лукаво прикрытыми подведёнными карандашом веками, она была одной из тех красавиц, побойчее да попроще, за которых мальчишки уже в начальных классах школы лупят друг друга портфелем по макушке, а позднее хулиганы расквашивают носы в подворотнях.
— У, девушка, — воскликнул Рэдмунд, не без труда сфокусировав на ней поплывший было взгляд. — Вы прекрасны! Расцеловал бы вас в обе щёки, но, увы, мы не настолько близко знакомы.
— Ну, это можно исправить, — ответила его собеседница, на глазах покрываясь румянцем. — Я — Матья.
— Дочка сапожника на углу Рябиновой и Бакалейщиков, — шепнул ему на ухо Агрис, заметив интерес друга, но Матья, которая всё расслышала, прервала его.
— Я и сама могу о себе рассказать. Нешто у меня какие тайны? Да, мой отец делает и починяет обувь, а я помогаю ему по мере сил, по совместительству подрабатываю в бакалее и сижу с соседскими детишками. Эти два дня у меня выдались свободные, вот и выбралась с подружками погулять.