«Не спрашивайте, почему у сезона такое наивное название, — говорил он, — древние люди не искали красочных метафор, а старались называть вещи своими именами».
Дети указывали на горячее солнце в нежно-зелёном небе, на свои обгоревшие носы и плечи (после нескольких дней непогодья вновь наступила жара) и тем самым демонстрировали солидарность с названием.
Вслед за альфером шёл абалтор, время Воздуха. Ветра. Палой листвы и подготовки к завершающему сезону — паланору, известному как пора холодной Воды.
— Снега и льда ведь? — уточняли малыши.
— И снега тоже, — соглашался он.
Каждый сезон длится 96 дней или двенадцать недель, по восемь дней каждая. Каждый день недели — дегор — назван в честь планеты системы Аль'Орна, в порядке их очерёдности. На Торфсе каждый год сохраняется определённое количество дней и недель. Именно эту математическую точность древние называли Божественным замыслом и доказательством того, что все четыре базовых элемента равны, а учёные — идеальным стечением обстоятельств, которым могут похвастаться далеко не все планеты: скорость вращения соседних с ними, к примеру, была куда менее совершенна. Полный оборот вокруг солнца они непременно делали за какое-то определённое число дней, а также часов, минут и секунд, так что количество дней в году на их поверхности приходилось бы регулярно пересчитывать и корректировать. Либо год всякий раз заканчивался бы то в полдень, то утром, то глухой ночью. На Торфсе же было всё чётко, по часам. Не оттого ли именно здесь в своё время зародилась жизнь?
Рэй обсуждал это в том числе и с Паландорой во время вечернего чая, когда киана Вилла покидала их и отправлялась отдыхать. В эти дни они вообще много общались друг с другом и всё больше проникались взаимной симпатией. Рэй рассказывал девушке о своих увлечениях и сетовал на то, что не догадался захватить свои картины, чтобы показать ей.
«Ну откуда же вы могли знать, что останетесь здесь на несколько дней?» — с улыбкой возражала она.
На флейте он тоже не мог ей сыграть, но очень уверенно музицировал на арфе кианы Виллы, в том числе и в её присутствии. Рассказывал о том, как он мечтал научиться играть на виктонской хрустальной гармонике, но таковых на весь Ак'Либус имелась только одна: во дворце Верховного короля. А в Виттенгру-на-Отере-и-Ахлау они встречались во многих домах, и у матери его несомненно она тоже была. Когда Рэй заводил речь о матери, взгляд его тускнел, и он улыбался какой-то виноватой улыбкой, склонив голову набок. Тогда Паландора обращалась к другой теме.
— А как вы относитесь к книгам? — спросила она как-то раз.
— О, я очень люблю читать! — оживился Рэй. — Даже слишком! С тех пор, как в четыре года меня обучили чтению, я изучил всю нашу библиотеку.
— Всю-всю? — восхитилась она. У кианы Виллы тоже имелась неплохая библиотека, но лишь малую долю этих книг Паландора смогла бы назвать достойной её внимания. По большей части здесь были собраны какие-то нудные справочники и энциклопедии, а также (вот скука!) учебные пособия. Рэй же утверждал, что в детстве все эти книги занимали его ничуть не меньше, чем художественная литература. Он не делал никаких различий и читал всё подряд. А сейчас, например, он больше тяготел к поэзии и историческим романам.
— Я не очень люблю исторические романы, — призналась Паландора. — Это может показаться чудаковатым, но мне претит мысль о том, что автор населяет реальный период времени в истории вымышленными людьми. В этом есть элемент какой-то фантастической лжи, граничащей с магией. Ради красивой истории идёт искажение контекста и реальности как таковой.