— Как у матери, — с готовностью ответил Рэй. — Мама говорила, у них в роду у всех такие глаза. Как спелый крыжовник в грозу…
Мама, мама, мама! Всегда эта мама! Нет, будь у Паландоры любимая мамочка, она бы тоже, скорее всего, не умолкала о ней ни на минуту, но сейчас ей хотелось говорить о другом.
— А мои глаза тебе нравятся? — спросила она. Рэй засмеялся, не ожидая такого вопроса. Затем энергично кивнул.
— Если мои как крыжовник, то твои напоминают эту самую грозу. Знаешь, когда небо из бледно-зелёного становится вдруг насыщенно синим, прежде чем скрыться за низкими тучами. И там, высоко, сверкают молнии, и гром гремит, и…
Грянул гром. Глухо, раскатисто, не в полную силу, лишь пробуя голос и разминаясь.
— Вот, как сейчас! — со смехом заключил Рэй. — Может, всё-таки, поедем скорее обратно?
— Нам ни к чему торопиться, — ответила Паландора, взяв его за руку. — Дождя сегодня не будет. Просто сухая гроза, вот увидишь.
Она вдруг поняла это ясно, точно сама задавала погоду из личного штаба на самой вершине мира. Рэй сомневался. Тогда она предложила ему заключить пари.
— Лучше не стоит. Я никогда не выигрываю в спорах.
— Значит, ты заранее признаёшь мою правоту?
Рэй ничего не ответил, но подумал о том, что лучше бы она действительно оказалась права. Ему совсем не хотелось промокнуть.
— Давай играть! — предложила Паландора. — Представь, что мы уже вернулись в Астур… Нет, не так! Что лето кончилось, наступил абалтор, и тоже прошёл. Мельницы наши уже построили. Мы выполнили данное нам поручение. И теперь зима. Мы сидим у камина — точь-в-точь как позавчера — а за окном валит снег, так, что ни неба, ни земли не видать. На столе потихоньку остывают две чашки чая, а мы читаем одну книгу на двоих. Что это за книга?
— Мой сборник стихов, — мечтательно ответил Рэй, включаясь в игру.
— Вот как! И о чём они?
— Скорее всего, о лете, о жарком солнце и утренней росе. О золотистых одуванчиках… Да обо всём, что мы видим сейчас вокруг! Согласись, только такое и впору читать в зимнюю стужу.
— А ещё эти стихи о нас с тобой, — добавила Паландора. Рэй вскинул бровь.
— Ты так думаешь?
— Я в этом уверена.
— Не знаю, смогу ли я написать… — неуверенно начал он, но собеседница его прервала.
— Это же просто игра! А в игре возможно всё. Писать о чём угодно, и быть кем угодно, и становиться по-настоящему самими собой!
Она не вытерпела, вскочила на ноги и, скинув туфли, закружилась по лугу в стремительном танце, напевая себе под нос. Очутившись рядом со стройной рябиной, наливавшейся алыми ягодами, она сорвала веточку и, сделав ещё один круг, возвратилась к Рэю и закрепила ветку у него в волосах.
— Вот так. А теперь скажи, кем бы ты хотел быть?
Рэй отвёл глаза.
— Честно говоря, я бы хотел поехать к маме, — прошептал он. Паландора его не расслышала.
— Я бы хотел поехать в Виттенгру-на-Отере-и-Ахлау, — повторил он погромче, слегка изменив показания, — изучать музыку и живопись. А потом я бы вернулся, и… Я не знаю.
Он всё прекрасно знал и хотел сказать, что ему было бы приятно продолжать проводить время с ней, но ему было неловко говорить это вслух. Паландора села перед ним на колени и насупилась, как маленькая девочка, у которой отобрали любимую куклу и не желают её отдавать.
— Вот, оказывается, в чём дело! Ты мечтаешь от меня уехать? А я думала, мы друзья…
Рэй покраснел и принялся горячо оправдываться с таким видом, словно вот-вот расплачется.
— Вовсе нет! Я совсем не это имел в виду! Ты могла бы поехать со мной… Ну… Если хочешь. А нет — так ведь я всё равно возвратился бы несколько лет спустя, и мы бы продолжали дружить и, возможно…
— Что возможно? — спросила она, разом стряхнув с себя нарочитую обиду и посветлев лицом. Рэй стушевался.
— Да так, ничего.
— Нет уж, скажи!
— Это, в общем, не важно, — ответил он, спав с лица. — Ведь всё это мечты. Не по-настоящему. Я не могу поехать в Вик-Тони: теперь у меня здесь масса дел. По-хорошему мне стоило бы как можно скорее вернуться домой и заняться своими прямыми обязанностями. Да и всё остальное, оно тоже… неосуществимо.
— Мне кажется, это глупости и неправда, — с серьёзным видом ответила Паландора. — Великие говорили: если как следует верить в себя, то осуществимо всё.
Сказав так, она потянулась и поцеловала его в щёку, а затем хохоча повалилась в траву.
Рэй сидел не шелохнувшись. Щека пылала огнём, словно в зябкий кусачий мороз её коснулось вдруг тёплое солнце, и теперь на ней распускалась первая весенняя роза. Он не хотел, чтобы это ощущение уходило, и замер, стараясь каждой клеточкой своей души и тела продлить его хоть ещё на секунду. Слышал её звонкий смех как бы издалека, за закрытым окном, как слышишь из полумрака шепотливой библиотеки, как на дворе резвятся детишки.