Прогремел ещё один салют, долгий и разнообразный, после которого перед глазами ещё долго юлили радужные кляксы. Приняв парад, королева удалилась, а вслед за нею и свита. Зрители тоже постепенно принялись расходиться, когда войска схлынули с плаца и увели за собой, как покорных диковинных зверей, тупомордые пушки на неповоротливых лафетных колёсах. Киана Фэй предложила поужинать в её любимом ресторане на набережной. В тот день подобная идея посетила множество её знакомых, и они заняли отдельную банкетную залу, так что простой ужин перерос в настоящее торжество, пусть даже без особого повода.
«Ну как же, без повода? — возразила Фэй. — Столетие тридцатилетней войны, шестой цендегор альфера, а ко мне, помимо прочего, приехала невестка с Ак'Либуса».
Она представила гостям Паландору, и та весь вечер рассказывала о своём острове, да о том, как нынче обстоят дела в Алазаре. Особенно гостей интересовал восточный конфликт; должно быть потому, что они знали: пока империи между собой проверяют на прочность сталь, им будет не до Вик-Тони. Заморская киана не смогла в полной мере утолить их любопытство, но была приветлива и мила, и все единогласно признали её самим очарованием.
В общем, первый день в Виттенгру прошёл на редкость плодотворно, и Паландора ни капли не разочаровалась в идее приехать сюда. Даже позабыла на время, что именно подало ей такую идею.
Глава 48
На следующий день она проснулась от трамвайных звонков — далёких и ненавязчивых, как звон колокольчика за поворотом заснеженного тракта свежей хрустящей зимой. Рруть уже не спала и наводила порядок. Она рассказала, как ходила вчера на базар с экономкой кианы Фэй.
«Не город, а сплошная ярмарка, госпожа! — восторгалась она. — Сколько народу, сколько всего! А местные парни, не в пример нашим, так галантны. Помогли донести покупки, и даже ни одной неуместной шуточки не отпустили!»
Паландора не стала делиться своим предположением, что такое впечатление сложилось у Рруть, скорее всего, потому что та не понимала ни слова на виктонском. Она порадовалась, что девушке тоже понравилось за границей.
— Где, ты говоришь, находится этот базар? — спросила она.
— Совсем недалеко отсюда. Можно было на трамвае доехать: всего две остановки. Но моя спутница предпочла пройтись пешком в такой погожий день. Я её понимаю, конечно, но так жаль… Хотелось бы разок прокатиться на настоящем трамвае!
— Так чего ты стоишь? — улыбнулась Паландора. — Пойдём, спустимся к завтраку, а после отправимся на прогулку.
День выдался погожий и положительно летний, несмотря на обещанное похолодание. Девушки приоделись и, выслушав последние наставления хозяйки, вышли за порог. Пересекли палисадник в скорбно поникших бело-брусничных фуксиях и очутились на улице — широкой, светлой, утопающей в зелени от выходящих на неё соседних дворов и садов, от живых изгородей и цветочных горшков, заполонивших фасадные балконы. По ней гостьи вышли на проспект и оказались напротив трамвайной остановки, нынче полупустой. Принялись разглядывать схему путей: вот тут Паландору и настигло помутнение сознания.
«Как всё мудрёно…» — добавила Рруть, углубившись вместе с ней в изучение схемы.
Вскоре подъехал трамвай, и они чуть не поднялись было в машинный вагон, перепутав его с пассажирским. Кочегар в последний момент указал им на их ошибку.
Взяли по блестящему лакированному билетику у контролёра, огляделись по сторонам. Здесь пахло, как на судостроительной верфи: свежеспиленной древесиной и дёгтем. И ещё чем-то сладким. Вдоль стен тянулись дощатые скамеечки, а меж ними — длинный коридор с поручнями. Любопытно: как будто взяли обычную карету и растянули в длину. Вагоновожатый позвонил в колокольчик и тронулся — так, что Паландора еле успела инстинктивно схватиться за поручень, а Рруть опрокинулась на скамейку. За стеклом замелькали городские виды. Трамвай свернул на бульвар, и они пронеслись вдоль кованой ограды, за которой напоследок пушились тополя и зеленели остролистые клёны. Где посреди дорожек, посыпанных мелкой рыже-графитовой щебёнкой, с равными промежутками попадались медные статуи: позднее киана обнаружит, что это Аллея Славы Поэтов, а Рэй поведает, что имеет обыкновение прогуливаться по ней хотя бы раз в неделю (наверняка лелея мечты о том, что когда-нибудь и ему установят здесь памятник, причём конный: как уроженцу Рэди-Калуса). Бульвар прервался большой квадратной площадью — широкой и абсолютно пустой, не считая нескольких зевак и стайки сизокрылых голубей у центрального фонтана в форме большого куполовидного цветка лилии, раскрывшего свои лепестки до основания и пускающего гейзерные струи на месте предполагаемых тычинок. За фонтаном виднелись огромные беломраморные ворота с двумя приземистыми башнями по бокам, чьи верхушки венчала зубчатая балюстрада. На обеих башнях реяли белоснежные виктонские флаги. Трамвай замедлил ход, когда на противоположной стороне улицы призывно помахали рукой, завидев его. Зазвенел, остановился. Рруть указала на площадь: «Нам туда».
— Я, право, не возьму в толк, — призналась Паландора, когда они вышли на улицу и пересекли проезжую часть, — где же здесь рынок? Или сегодня не торговый день?
— Вовсе нет, — ответила служанка и повела её к воротам. — Это крытый базар, представляете! В таком большущем здании размером с… с целую Пэрфе-Кур. И в нём уйма павильонов! Сейчас вы увидите!
— Увидишь, — поправила её Паландора, — мы ведь не в замке, а просто гуляем. Обращайся ко мне на «ты».
Это было наилучшим решением. Когда девушки миновали арку высотой в три человеческих роста, они оказались в длинном сводчатом атриуме со стеклянной крышей, напоминавшей крышу городской больницы Эрнербора, но более массивной. Слева и справа, в дальнюю даль, куда только хватало взгляда, тянулись лотки, а возле них юрко сновали и приценивались многочисленные покупатели. Точь-в-точь как на ярмарке Озаланды, — вот только дома всякий, завидев Паландору, кланялся ей и приветствовал, постоянно напоминая киане о её благородном происхождении, а здесь она была точно такой же обыкновенной горожанкой, как и все остальные. И это понравилось ей больше всего. В кои-то веки она обрела возможность побыть простой девчушкой, как Рруть.
Сама Рруть увлечённо показывала ей всё вокруг, тянула за собой от прилавка к прилавку, будто она уже десять лет подряд как наведывалась сюда ежедневно и знала каждый уголок.
«А вот на втором этаже я до сих пор не была, — призналась она. — До чего же любопытно, что там такое!»
Второй этаж нависал над рыночным первым и изобиловал широкими окнами и балконами, уставленными цветочными горшками, полными пылающих бархатцев и настурций всевозможных цветов и оттенков. Продавец модных журналов, неплохо говоривший на эскатонском, поведал, что наверху располагались жилые помещения: для многих здесь рыночная торговля была делом всей жизни, так что они не просто содержали лавки, но и обитали в них. Нередко создавали семьи с владельцами других магазинов и образовывали целые династии.
«Весь пятый ряд, к примеру, принадлежит одной семье, — сказал он. — Обе стороны. А уж какой они себе на верхнем этаже обустроили дворец — сказка!»
А вот девятнадцатый текстильный ряд, судя по его словам, давно и всерьёз враждовал. Левая сторона против правой. Как они переманивали клиентов, как саботировали поставки и ломали витрины… Мазали клеем товар… Это стало уже особой достопримечательностью, а оттого огонь вражды поддерживался не столько благодаря причине, вызвавшей его (да и саму причину все давным-давно запамятовали), а токмо из потакания традициям.
Так что крытый рынок Виттенгру оказался своеобразным городком в городской черте. Со своими тайнами и страстями, своей инфраструктурой и даже своим транспортом: задние двери и ворота лавок выходили на боковые переулки, где были проложены рельсы и утром и вечером курсировали грузовые трамваи, доставлявшие товары. Хозяин журнального киоска дал девушкам возможность полюбоваться на одну из таких улиц с чёрного хода: она располагалась под открытым небом и была на вид неказиста: полна мусорных баков, коробок и ящиков. Но довольно опрятна и приукрашена: сюда тоже выходили окна и балконы, уставленные цветами, с узорчатыми коваными решётками, а на задних фасадах отдельных зданий пестрели живописные картины. Не истинные художественные произведения, да и нарисованные, скорее, с опознавательной целью, чтобы вагоновожатые могли сориентироваться, где чья лавка, но довольно искусные. Здесь же рядом располагалось мини-депо для непредвиденных случаев. Его створки были приоткрыты, и Паландора сумела разглядеть, как внутри прикорнул красно-жёлтый трамвайчик с пустой открытой платформой с высокими бортами. Не свистел паром, не звенел колокольчиком — мирно дремал в ожидании, когда он понадобится.