И что порой им даже не требуется это видеть: достаточно одного её слова.
Как-то раз при посторонних её иллюзия ослабла, и это не осталось незамеченным. Рруть беспечно обронила, что её госпожа в тот день выглядела так, будто не ожидала никакого пополнения в семье. «Что ты имеешь в виду? — спросила её Паландора и прибавила: — Тебе померещилось. Я была такая же, как и всегда».
Это была не отговорка. Это было внушение. Она пристально посмотрела служанке в глаза и повторила эти слова, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Паландора не могла позволить себе ещё одну ошибку.
И та ей поверила. Поверила на слово, слепо. Это было так необычно, что Паландора решила проверить свои догадки. Она попробовала лгать людям в лицо, пускать в голову туман, не прибегая к зрительным иллюзиям. Протягивала Рэю яблоко, уверяя его, что это груша — и он благодарил её, не задавая вопросов. По глазам было видно, что он их вовсе не имел. Киана убеждала торговцев в лавке, что уже заплатила за товар, и её отпускали. Тогда она давала им денег якобы сверху, на чай: скупостью девушка не отличалась и не в её правилах было уходить, не заплатив. Здесь был важен сам факт, что ей верят.
Это новое открытие окрыляло её, но вместе с тем ввергало в отчаяние. Если бы она знала, что обладает таким даром, ей не пришлось бы забирать жизнь у (условно, конечно) невинного человека. Не пришлось бы даже выходить за него замуж. Ей без труда удалось бы всех убедить в нецелесообразности этой затеи.
А, быть может, и с трудом, ведь пока её эксперименты ограничивались невинными шалостями. Теперь же ей предстояло раз навсегда выяснить, чего стоили её способности уже всерьёз.
Когда лекарь проводил Рруть, заметив, что состояние будущей матери более чем удовлетворительно и беременность протекает хорошо, Паландора отвлекла его светским разговором. Завела речь об Академии наук, о новых научных открытиях. Отметила преимущества виктонской медицины в сравнении с эскатонской и напоследок, когда он намерен был приступить к осмотру, невинно сказала: «Как, но ведь вы же его уже провели и остались довольны результатами. Вы разве не помните?»
— И в самом деле, — вежливо заметил медик, — что это со мной? Никак заработался… Горячая пора, знаете ли. А скоро осень, пойдёт инфлюэнца, простуды… Ну что же, рад был услужить. Здоровья и всех благ — и вам, и вашей девочке.
— Откуда вы знаете, что это девочка? — спросила Паландора. Ей бы проводить лекаря по-тихому, да радоваться, что уловка удалась, так нет же, любопытство пересилило.
— Форма живота, внешний вид, поведение и привычки… И профессиональное чутьё, разумеется. За годы карьеры мне довелось принять роды у сотни женщин: с таким опытом волей-неволей научишься различать прямые и косвенные признаки. Кстати, об этом: вы не желаете остаться в Виттенгру до того, как родится малыш?
— Я подумаю об этом, — обещала девушка, и лекарь удалился, убедив её в том, что знает дорогу и киане, в её положении, не стоит, право, суетиться и его провожать.
Подумать ей предстояло о многом. Во-первых, почему девочка? Ведь это было ложью от первой до последней секунды. Его воображение само домыслило картину? Или он говорил о служанке, смешав одно с другим? Впрочем, какая разница. Уже одно хорошо, что лекарь ничего не заподозрил.
Во-вторых, как следовало поступить дальше? Согласно врачебному заключению, Рруть оставались две недели до неизбежного.
Как бы Паландора ни размышляла, она не находила решения. Необходимость без конца притворяться измучила её и лишила сил. У неё раскалывалась голова, и девушке с трудом давались даже простенькие умозаключения.
В первый фэрдегор абалтора Рэй торжественно отправился в университет на приветственную церемонию и вернулся домой только поздно вечером, усталый, но сияющий, как платиновый карл. В первый же день ему удалось завести много новых знакомств и получше узнать своих одногруппников. Наличие общих интересов было в этом деле спорым помощником. С кем-то он даже успел затеять философский диспут и убедить аудиторию в своей правоте.
«Рэдмунда на него не хватает», — мысленно фыркнула Паландора, слушая, как на следующий день он взахлёб рассказывал об этом матери. Но, вообще, ей было приятно, что Рэй с каждым днём доказывал снова и снова, что он — на своём месте.
В тот день он, едва позавтракав, убежал на первую студенческую вечеринку по случаю начала учебного года. Киана Фэй лишь пожелала ему напоследок, чтобы его приподнятое настроение не улетучилось в галвэйдегор — когда начнутся занятия.
Напротив: оно только улучшилось. Рэй не пришёл с занятий — прилетел! На крыльях энтузиазма и со своим новым приятелем, который, увидев Паландору, бухнулся на колени и разразился такой пылкой речью, изобилующей сложными оборотами, что девушка ни слова не поняла. Он трижды терял мысль и, наконец, поднялся, отряхнул брюки и на редкость галантно поцеловал её руку. Выходило, что юноша, по его словам, не видел более прелестного существа на свете, и лишь сожалел о том, что благородная киана связана крепкими узами с кем-то другим и вскоре подарит ему долгожданное дитя.
«Если б вы только знали…» — мысленно усмехнулась она.
А через день, в чедегор, салон кианы Фэй почтила своим присутствием знаменитая Летьенн Блузская. Она вздыхала, расточала улыбки и рассказывала о том, как восхитительно провела лето в своём родном городе, за семьсот миль к северу. Там лето ещё не кончалось, там шептались степные ковыли и дышалось вольготно, а писалось легко и привольно, ведь каждая былинка нашёптывала рифмы. Читала своё новое произведение: «Герд приглашает на бал в королевство зеркал…»
Летьенн было около тридцати лет, но выглядела она по-прежнему не старше выпускницы лицея. Как и на памятнике, поэтесса не стала усложнять свой образ причёской, лишь нанесла на распущенные золотисто-никелевые волосы (медь скульптуры отлично передала их натуральный цвет!) немного розовой помады. Пахла розами и карамелью. И, разумеется, обратила внимание на юную гостью хозяйки салона.
— А вас, дитя моё, я раньше не видела, — заметила она. Паландора представилась.
— А как звать это очарование? — спросила Летьенн, указав на иллюзорный живот, и искренне изумилась: — Как? Вы до сих пор не услышали имя?
— Что значит, услышала? — удивилась Паландора.
— Ну как же! Когда я была беременна моими крошками, — знаете, у меня две дочурки, — каждая из них в какой-то момент сообщила мне своё имя. Старшая назвала его во сне на тридцатой неделе. Имя младшей я услыхала и того раньше, когда работала над поэмой. Я так и озаглавила её именем моей девочки.
— Всё-таки, у меня ещё есть время, — отшутилась Паландора.
— Совсем немного, но есть, — согласилась поэтесса и осмотрела её с головы до ног. — Знаете, на мой взгляд, уже в следующий чедегор мы все сможем познакомиться с первым внуком нашей почтенной хозяйки.
— Внучкой, — уточнила киана, вспомнив, что сказал лекарь.
— Ну надо же, как любопытно! Пол вам уже известен, а имя ещё не слыхали!
Летьенн обратилась к остальным гостям и предложила тост за будущую маленькую киану.
Глава 50
И, как она сказала, так и случилось. Ровно неделю спустя у Рруть отошли воды: она не успела даже испугаться, как ею оперативно занялись. Опять же, в присутствии Паландоры, которая по-прежнему ломала голову над своим следующим шагом и решила хотя бы понаблюдать за процессом. Лекарь предупредил, что подобное зрелище для неё нежелательно и может вызвать лишний повод для беспокойства, но он не имел права ей отказать.
Киана искренне обрадовалась и испытала облегчение оттого, что она не была взаправду беременна. Не хотелось бы ей в тот момент оказаться на месте служанки. Впрочем, природа благосклонно отнеслась к имо, в отличие от их ископаемых предков с более узким тазом, если верить виктонским палеонтологам. У тех, например, всякие роды протекали тяжело и болезненно, смертность была высока, что чуть не привело в итоге к сокращению популяции и вымиранию вида. Но эволюция одумалась, внесла коррективы, и нынче большинству современных людей такие осложнения не грозили — а вторые и третьи роды длились зачастую не дольше нескольких минут. С первыми было труднее, конечно, изредка требовались обезболивающие препараты, а после надлежало зашивать разрывы — но не более чем в 30-35% случаев. Увы, Рруть угодила в меньшинство. По счастью, виктонская медицина была в самом деле передовой, и она получила первоклассную помощь. Промучилась бедняжка чуть ли не полчаса, но всё же произвела на свет здоровую девочку.