Выбрать главу

— А как расставляют фигуры? — спросила Паландора.

— Как угодно игроку, на четырёх линиях его половины доски. Перед началом игры доску делят пополам и расставляют войско, не глядя на фигуры противника — как это происходит на реальном поле брани. Когда игроки готовы, они скрепляют доску и приступают к игре. Если хотите, сыграем.

— Пожалуйста, — ответила Паландора и, движимая патриотическими чувствами, пожелала играть за западное войско.

— Как скажете, императрица. По правилам монаварту, фигура правителя отождествляется с игроком.

Рэй потянул половинки доски в разные стороны, и петли её разошлись. Он перенёс свою половину и набор чёрных фигур на письменный стол и отвернулся.

— Расставляйте фигуры на ваше усмотрение, но помните, что полководцы должны занимать клетки разных цветов, — добавил он напоследок.

Паландора задумалась. Как там, он говорил, скачут эти кони и бегают слоны? Не игра, а зоосад Алазара какой-то! Императрицу, допустим, следовало прикрыть от вражеской армии, но как быть с остальными? Махнула рукой и расставила фигуры наобум, чтобы поскорее приступить к игре. Всё равно, пока не начнёшь, так и не поймёшь, как лучше всего было расположить войско, а, значит, нечего тянуть время. Рэй мешкал чуть дольше, но вот и он покончил с расстановкой и, убедившись, что можно перейти к бою, соединил доску. Он и сам, признаться, играл слабовато, так что их силы были приблизительно равны — и сравнялись ещё больше, когда Паландора запомнила, как двигаются фигуры, и перестала путаться в ходах. Ловко управляясь с конями, она подчищала фигуру за фигурой, пока слоны окончательно не растоптали её кавалерию.

— Вам бы стоило нейтрализовать слонов, — заметил Рэй. — Между прочим, в старой версии игры, чтобы удалить с поля слона, его приходилось атаковать дважды. После первой атаки он всего лишь смещался на клетку назад, но продолжал игру. Так что, зная их вероломность и мощь, на слонов заведомо вели охоту.

Паландора картинно развела руками. В этот момент дверь библиотеки открылась, и на пороге показалась Феруиз в охотничьих бриджах, блузе и накидке. Стуча каблуками свеженачищенных коричневых сапог и хлеща плёткой по их голенищам, она вошла внутрь, потянула шею к стеллажам.

— А, это вы здесь уединились, — сказала она, обернувшись к окну. Бросила взгляд на доску и повела головой с одобрением. — Играете, значит? И как?

— Справляемся… — неопределённо ответил Рэй.

— Партийка у вас какая-то детская, — заметила Феруиз, подойдя ближе к доске и с нахмуренным лбом оценив расположение фигур. — Слоны в развороте? — осведомилась она. Рэй вполголоса предоставил ей требуемые сведения.

— Очень хорошо. А теперь посторонись, братишка. Твой ход?

И, в ответ на его кивок, Феруиз, не ожидая возражений, передвинула башню и выразительно посмотрела на соперницу. Так, не ходя вокруг да около, она в три хода окружила императрицу и вынудила её капитулировать.

— Война окончена, киана Паландора, — с удовлетворением сказала Феруиз, как подобало при объявлении победы, выпрямилась и, не добавляя более ни слова, направилась к выходу.

— Сестра, тебя Рэдмунд искал, — крикнул Рэй ей вдогонку.

— Я в курсе. Сейчас мы с ним потолкуем, — ответила она и закрыла за собой дверь. Рэй обернулся к Паландоре и тихо сказал ей:

— Не обращайте внимания. Сестра играет куда лучше меня. С ней нелегко соперничать.

— Я уже заметила, — заверила его Паландора. — Но, скажите, разве вы не могли попросить её не вмешиваться? У нас своя партия, вообще-то.

Рэй пожал плечами.

— Я не ожидал, что она сядет за игру. Не успел сообразить. И потом, она старшая…

«Понятно. Ссориться с ней не захотел, — решила Паландора. — А, может быть, испугался, что проиграет, и был рад таким образом избежать неудачи».

Они сыграли ещё партию, на сей раз по-честному и без посторонних. Пленными решили себя не утруждать: Рэй отметил, что, по словам его сестры, дело того не стоит: уж больно много с ними мороки, притом всегда имеется риск, что они выведут из игры твои же собственные фигуры. Паландоре, которая на сей раз более внимательно отнеслась ко вражеским слонам, удалось выиграть, тогда они сложили фигуры в шкатулку и продолжили осматривать замок.

***

А Рэдмунд и Феруиз в это время отправились на охоту на фазанов. Они давно уже планировали эту вылазку и, если бы кое-кто не полез в драку в таверне, съездили бы в лес ещё на десятой неделе альфера. Теперь они навёрстывали упущенное, но все фазаны Шаффиранского леса нынче попрятались. Самцы скрывались, самки гнездовались. Только к вечеру им удалось дождаться самца, который после дневного отдыха выбрался из своего укрытия, чтобы полакомиться свежей облепихой, рядом с которой Рэдклы притаились в засаде.

— Явился, наконец, — прошептала Феруиз и ловким броском ножа пригвоздила птицу к стволу дерева.

— Поздновато он выполз, — сказала киана, закинув трофей в сетку. — Моё терпение на исходе. Довольно с нас на сегодня и одного фазана. Поужинаем им, а облепихой закусим.

Рэдмунд не возражал. Он ходил с сестрой на охоту, в основном, чтобы дома не сидеть: хоть какое-то развлечение. Толку от него, признаться, было мало. Рядом с Феруиз вообще мало от кого был толк. Она не охотилась с собаками, не прибегала к манку, не стреляла из лука и из ружья и не ставила силки. Девчонка даже с удочкой не ловила рыбу — нет, это дитя природы брало самодельный гарпун и, засучив штаны или подоткнув юбку, выходило на середину реки в мелководье и застывало в одной позе — ждало столько времени, сколько потребуется. А потом одним резким отточенным движением направляло оружие в стремительно бегущие воды и доставало его уже с нанизанной на острие добычей. И во время охоты Феруиз готова была часами ожидать птицу в засаде, а потом молниеносным ударом приканчивать. Вот и вся охота. При таком раскладе другие люди ей только мешали: суетились и создавали лишний шум. Редко когда Рэдмунду удавалось поймать хоть какую-то дичь, когда они охотились в паре. Один или с друзьями — пожалуйста, он мог блеснуть своим охотничьим мастерством, здесь же блистать было не перед кем. Вся добыча доставалась ей. Но брата это не задевало. Крылось что-то сакральное в том, как они могли затаиться и целых полдня просидеть на одном месте, лишь изредка перекидываясь парой слов. Эти двое, которым стоило больших усилий хотя бы пять минут спокойно усидеть на месте, которые в детстве изнывали от нескончаемых классных занятий и спешили во двор порезвиться, вдруг находили в себе бог весть на каких задворках сознания золотые крупицы терпения и расходовали их все, чтобы замереть двумя статуями в зарослях терновника или на низких дубовых ветвях, а то и посреди болотных камышей, когда к сапогам предательски подкрадывается жидкая грязь, пробует их на прочность, на съедобность. На всасываемость. Они и тогда не обнаруживали себя ни шумом, ни жестом, ни неловким вздохом — и добывали малахитоголовых крикливых селезней.