Верховный король натянул тетиву и, подав собаке сигнал, подтвердил свои слова. Едва кулики взмыли ввысь, спугнутые галганкой, как один из них камнем рухнул в ковыли, пронзённый стрелой, и вскоре их мохнатый помощник принёс добычу в зубах.
— Молодец! — похвалил его король и поощрил куском вяленого мяса. — Продолжай работу!
Пустане повезло в тот день отыскать ещё две крупные высыпки, и оба раза, когда он поднимал стаю, Дасон метким выстрелом сбивал на землю добычу. Рэдмунду так и не удалось подстрелить никого на лету: он был научен целиться из лука только в неподвижные мишени.
Чем выше они поднимались вдоль устья реки, тем круче становилась тропа, а местность дичала. Шагая сквозь мхи и кустарники, приходилось смотреть в оба и продумывать каждый свой шаг, чтобы не поскользнуться и не покатиться вниз. Даже пёс бежал теперь не так резво и не отходил далеко.
— На сегодня хватит, — распорядился Верховный король, когда горизонт начал алеть. Он выбрал укромное место под нависшей скалой и, дождавшись сопровождающих, велел им располагаться на ночлег и готовить ужин, а сам вместе с Рэдмундом занялся костром. Осторожно ступая по крутым тропам, они собрали хворост и сложили его на краю гигантского валуна, покрытого вереском и мхом. Подожгли его, и вскоре над горами поплыл сизый дымок, а в воздухе уютно запахло горевшей сосновой древесиной и терпкой смолой.
Вечерние облака опутали горные хребты седой паутиной, начал накрапывать мелкий дождик. Он не грозил обратиться в ливень, а редкие капли шипели на углях и совершенно не портили атмосферу. Рэдмунд предложил свою помощь с приготовлением ужина и ловко ощипал и выпотрошил свежепойманную дичь.
— Осторожнее с пухом, — сказал Верховный король, — мы вымочим его и сохраним: славные выйдут подушки. Или вы думаете, не королевское это дело — пух добывать?
— Всякое доброе дело достойно, как говорит мой отец, — откликнулся Рэдмунд.
— Золотые слова. Я рад, что он передал их вам — и, зная киана Тоура, ещё более рад, поскольку каждый подобный афоризм он всегда подкрепляет делом.
Рэдмунд промыл и отложил пух и перо, позволив эскорту заняться его дальнейшей обработкой. Вместе с королём они нанизали добычу на вертел и вскоре ужин был готов.
Они расселись все вместе вокруг костра и каждый взял себе по листу лопуха, собранному с утра у подножия и заменявшему им тарелки. В какой-то степени эта походная атмосфера напомнила Рэдмунду его вылазки с приятелями. Разве что шутки, звучавшие в компании, оказались более пристойными и в целом разговор шёл на другие темы. Обсуждали охоту, конечно, сравнивали достоинства лесных и горных куликов, дискутировали о преимуществах соколиной охоты над ястребиной. Кое-кто из сопровождающих посетовал, что они не взяли ястреба: погода нынче стояла ясная, небо чистое. Но ему тут же заметили, что угнаться за птицей пешком по пересечённой местности — гиблое дело. Пришлось согласиться.
Ночевали под открытым небом, на тонких, но при том очень плотных и мягких перинах, укрывшись тёплыми шерстяными пледами. Рэдмунд оценил королевский комфорт в полевых условиях: казалось, его уложили спать на самой настоящей удобной постели.
На следующий день по утреннему холодку им удалось подстрелить ещё парочку куликов. Возвращались с охоты с триумфом. Не спускались — скатывались с горы вприпрыжку, подобно упругим резиновым мячам. Пустана победно шествовал в авангарде, держа куцый хвостик торчком, а нос по ветру: по долгу службы принюхивался, хотя знал, что работа его завершена.
Рэдмунд, который с самого начала вылазки в горы рисовал в своём воображении геройские картины, продолжил своё увлекательное занятие, но уже не так яро. Реальная жизнь, как он всё больше убеждался, была скупа на приключения. Все прошлые дни он представлял себе, как на охоте разыграется буря или гроза, как Верховного короля постигнет какое-нибудь несчастье: он подвернёт ногу или упадёт с утёса, и только он, Рэдмунд, сможет вовремя оказать ему помощь. Как, на худой конец, он блеснёт своим охотничьим или кулинарным мастерством. Но ничему из этого не суждено было сбыться, и это беспокоило молодого человека. Всё это время его преследовало желание отличиться, показать свою значимость. Он даже грешным делом думал инсценировать диверсию, чтобы потом с доблестью преодолеть возникшие затруднения, но ему не хватило фантазии и ресурсов.
— Я вижу, вас что-то гложет, мой дорогой друг, — заметил, наконец, король Дасон и тут же предположил: — Переживаете, что не сумели произвести на меня должное впечатление? Теряетесь в догадках, что бы такое ещё придумать, чтобы вас признали достойным титула герда? Мне знаком этот сосредоточенный ищущий взгляд. Бывало, я сам не раз желал выделиться перед отцом, заслужить его одобрение и право называться Эрнером. Король Лион был в моих глазах образцом для подражания, а порой — недосягаемой величиной, тем, на чьём месте я сам не мог и мечтать оказаться. Как-то раз он поведал мне, что верно, то верно: люди познаются в беде, когда действовать следует быстро и точно. Но всё больше они познаются в рутине. Готовы ли они каждый день упорно трудиться или отлынивают от своих обязанностей. Помогают ли другим и благодарны ли за оказываемую им помощь. Признают ли заслуги своего окружения. И прочее, прочее… знаете ли, старческое брюзжание для ушей юнца, охочего до подвигов и приключений. В эти дни я узнал вас немного больше, киан Рэдмунд. Я вижу, вам пока ещё не чужд юношеский романтизм, который толкает вас на поиски этих самых подвигов, преодоление трудностей и опасностей, чтобы доказать свою значимость. Но в жизни случай для подвига предоставляется чуть реже, чем в книжных романах. А истинные подвиги заключаются в том, чтобы день изо дня хорошо и согласно выполнять свою работу. Это касается всех, но нас — куда больше, ведь мы подаём пример остальным. Нам надлежит просыпаться с мыслью о том, что ещё хорошее мы как правители можем сделать для своих подданных и земель. Как мы можем улучшить их жизнь и условия. И действуем ли мы заодно с женщиной, которую выбрали в спутницы. В вашем случае ответственность за Пэрферитунус — это, прежде всего, ответственность за себя и за киану Паландору, вы это понимаете?
— Да, — твёрдо ответил Рэдмунд. — Я понимаю и готов нести ответственность за себя, за свою будущую супругу и за Пэрферитунус.
«Вот только готова ли Паландора? — мрачно подумал он. — А то возникает такое ощущение, что моё окружение намерено повесить всё на меня. Не таков был мой план, не таков…»
Тем не менее, он решил для себя, что вылазка в горы прошла успешнее, чем он загодя опасался. В какой-то момент ему показалось, что король просто-напросто использовал его присутствие как предлог отлучиться из крепости, развеяться и отдохнуть. Рэдмунда это устраивало: с такими вводными ему оказалось куда проще выдержать испытание.
***
Пока Верховной король отсутствовал в горах, Паландора знакомилась с жизнью столицы. Она посетила по очереди каждый из её кварталов, от южного портового красного до северного синего. В синем она задержалась. Здесь дома были невысокие: как правило, в два этажа, но многочисленные. Вечером они казались россыпью сапфиров в свете газовых фонарей, а между ними тянулся сложный витиеватый рисунок каналов, через которые были изящно перекинуты узорчатые чугунные мосты. Тяжёлые, должно быть, но благодаря своим кружевам они казались невесомо парившими в воздухе. Здесь располагались по большей части жилые дома, и транспорт почти не ходил. Улочки были узкие, такие крохотные, что хотелось взять каждую из них на ладонь, приголубить. Квартал венчался монументальным зданием городской больницы — четырёхугольником, в который был вписан просторный атриум формы звезды с восемью лучами, со стеклянной куполовидной крышей. Паландора не удержалась и, присев на ближайшую лавочку, поднялась, оставив послушное тело принимать солнечные ванны и ловить осенние ветра, к прозрачному куполу. Атриум жил своей жизнью: по хитросплетению лестниц и галерей туда и сюда сновали тиани в розовых халатах — спутники и помощники, но чаще помощницы лекарей; сами лекари, облачённые в зелёные одежды, и пациенты без преобладающих оттенков в костюме. Одни спешили, и полы их халатов гнались вслед за ними; другие останавливались и подолгу беседовали, усаживались на широких скамейках, и сразу видно было, как расслаблялись при этом их лица.