«Ну, ничего, — решила она, — я с тобой ещё поквитаюсь».
Едва возвратившись, они услали Фанаса в кухню разбирать с прислугой дары, а сами, выпив по заключительному на сегодня стаканчику глёга, договорились ложиться в постель.
— Не торопитесь подниматься к себе, — попросила вполголоса Рэя Паландора, — мне нужно с вами поговорить.
Они дождались, пока остальные скроются в спальнях, и тихо спустились в гостиную, к потрескивавшему дровами камину, в котором в Единую ночь не принято было гасить огонь. Сели напротив него, как когда-то в Астуре, и долго молчали, глядя на языки пламени, вдыхая запах аниса.
— Поедемте в Эрнербор, завтра же утром, — предложила она. — Расскажем обо всём королю. Уверена, он войдёт в наше положение. А всем остальным открыто объявим, что свадьбы не будет. Что я не намерена выходить за вашего брата.
Рэй хмуро молчал. Он сам очень сильно желал всё исправить, восстановить справедливость. Но пойти наперекор отцу, и брату, и королю? Для этого требовалась недюжинная смелость, которой он не обладал. Рэй был уверен, что едва он попытается завтра сделать такое заявление, как удивит сам себя, если устоит на ногах и не хлопнется в обморок. «Эх, будь я хоть чуточку более храбрым…» — думал он.
— Отчего вы молчите? — спросила его Паландора.
Рэй мотнул головой, провёл рукой по волосам. Он не хотел признаваться в своей слабохарактерности, стыдился её. Пробормотал что-то невнятное.
— Что нам делать, если ничего не выйдет? — прогудел он, не поднимая на неё глаз. — Если нас не послушают?
— Тогда мы убежим, — ответила девушка. — Начнём новую жизнь вдали от этого острова. Вместе. Вы ведь хотели поехать в Виттенгру… Нет, ты хотел.
— На-Отере-и-Ахлау, — пробубнил он под нос, для успокоения нервов.
— Да-да, ну так вот, мы можем это сделать. Что скажешь, Рэй?
Он по-прежнему колебался. Не верил в успех ни одного из этих планов. Всё складывалось против них, и Рэй где-то как-то за осень с этим смирился. Был мрачен, опустошён, но смирился. А сейчас эта девушка вновь жгла его душу огнём, ожидала, что он сделает выбор, который ему не простят ни мать, ни отец. А больше всего он хотел соответствовать их ожиданиям и не давать им повода для огорчения.
— Вы так уверены, что готовы оставить ради этого ваш Пэрферитунус? — спросил он навскидку, сам не зная, что угодил в точку. Это обстоятельство огорчало его собеседницу больше всего. Но потом, рассудила она, уж лучше отказаться от родины в пользу любимого человека и гармоничного будущего, чем оставаться здесь с нелюбимым. Так она и сказала ему и спросила, неужели он не разделяет её мнение.
Рэй кивнул, затем ещё раз. Согласился с ней: ведь разделить мнение куда проще, чем действовать в соответствии с ним.
— Тогда завтра же утром поставим им всем ультиматум. Либо наш союз принимают, либо мы покидаем страну.
— Хорошо, — прошептал Рэй и, как крот из норы, выкарабкался из широкого кресла.
«Ничего хорошего», — вторил ему внутренний голос. Сказаться, что ли, завтра больным? Избежать публичного конфуза, насмешек. С другой стороны, если одно твёрдое слово — это всё, что требуется для исправления ситуации, то нужно собраться с силами.
Когда он поднялся к себе, его встретил брат. Он вольготно сидел на кровати, закинув ногу на ногу, и осматривал зазубрины на мече в неровном свете луны. При виде Рэя он небрежно отложил оружие в сторону.
— Сестрёнка перегнула палку, — сказал он будничным тоном. — Просил же её биться чисто для виду. Когда вернёмся домой, придётся заново лезвие заточить. А ты где бродил всё это время? Никак развлекал мою невесту своей высокой поэзией? Сонет ей хоть прочитал? Такой возвышенной натуре он бы понравился.
— Ладно, братишка, — продолжил он, поднявшись с постели и хлопнув его по плечу, — будем ложиться спать. Завтра нам ещё чернослив из каши выуживать, носками меняться, вашу братию в снежном бою предстоит одолеть… Короче, дел невпроворот. Спокойной ночи — только, смотри у меня, без фокусов! Не смущай мне юную киану почём зря, ей и так предстоят крупные перемены в жизни. Я слежу за тобой, — добавил Рэдмунд, сделав характерный жест и подняв меч с ковра. — Ну, бывай!
Когда он покинул спальню, Рэй опустился на кровать с таким чувством, что ему даже не придётся притворяться. Ему уже крупно нездоровилось.
Глава 28
За ночь нанесло ещё снега, который к утру падал крупными хлопьями, запорошил всё небо, похитил солнце — до самой, должно быть, до весны. Рэй не объявился к завтраку, сославшись на неважное самочувствие. Киана Вилла посетовала на то, как нелегко пришлось бедному мальчику этой осенью, и извинила его отсутствие: не хватало ещё, чтобы он повторно подхватил воспаление. Паландора, в свою очередь, не спешила его извинять. «Надо же было ему слечь в постель в такой ответственный момент!» — с горечью подумала она. Без него киана не хотела озвучивать сказанное вчера во всеуслышание: благородные девушки так себя не ведут, и вообще, это долг мужчины делать подобные заявления. Того требовал этикет, требовал уклад мира в целом и её убеждения в частности. Она без интереса ковыряла ложкой зернисто-бежевую ячневую кашу, делая вид, что надеется отыскать чернослив и «счастливый» орешек — который, к слову, попался её жениху. Он выудил его из тарелки смеясь, как ребёнок, и выразил готовность загадать желание.
«Желаю, чтоб ты провалился», — угрюмо подумала Паландора.
Что, собственно, и случилось секундой позже. Рассохшийся стул под ним крякнул и опрокинулся, не сумев пережить попытки седока на нём покачаться. Рэдмунд хлопнулся на пол, но это совсем не омрачило его настроения — напротив, добавило ещё один повод для веселья.
— Киана Вилла, я ценю вашу верность классике, но не находите ли вы это знаком судьбы, намекающим на то, что пора освежить мебель? — спросил он. — У нас в городе искусные краснодеревщики, не хуже зантурских. Я с ними переговорю.
По знаку хозяйки слуги вынули из сундука красный мешок, расшитый звёздами и полумесяцами и перевязанный ажурной лентой, напоминающей венок из остролиста. Он был наполнен вчерашними шерстяными носками.
— Подходите первым, разрушитель, — предложила гердина.
Рэдмунд опустил руку в мешок и наугад выудил пару: один коричневый носок и один красный. За ним выстроилась очередь. Только Феруиз удалось достать одинаковые красные носки.
— Нелюдимка, — сказал ей Рэдмунд. — Думаешь избежать обмена? А ну давай сюда один из носков в обмен на коричневый и иди мучайся, а я на сегодня закончил.
— Вот ещё, — ответила девушка и отвернулась от брата.
Позже она, всё-таки, согласилась меняться, чтобы поддержать компанию и дух праздника. Второй красный носок она отдала Паландоре в обмен на её зелёный, а коричневый обменяла на такой же зелёный у отца. Паландора отдала свой второй синий носок киане Вилле в обмен на фиолетовый и в итоге осталась одна с носками разного цвета.
— Я виню Рэя, — заявил Рэдмунд, — если бы братишка присоединился к нам, как подобает, не возникло бы этой путаницы. А так придётся вам, киана, меняться на улице.
Девушка попросила Рруть выбрать себе из мешка пару, но и здесь ей не повезло.
— Голубой и жёлтый, — объявила та с притворной грустью, намеренная позже обменяться с деревенскими подружками.
— Ладно, — вздохнул Рэдмунд, — давайте сюда свой фиолетовый. — Я уже принудил сестру к необязательному обмену, придётся теперь за это поплатиться.
— Ну, побратались! — объявил киан Тоур, когда сын отдал красный носок Паландоре.
— Едем в город, — предложил тот, — а то что я теперь, как катреолский шут, должен всю зиму щеголять в разноцветных носках?
— Я пойду растолкаю братишку, — сказала Феруиз. — Проверю, как он там и поедет ли с нами, если ему уже лучше.
Паландора вызвалась её сопровождать, и девушки поднялись наверх.
Рэй недавно окончил завтракать и выглядел вполне здоровым, хотя и очень бледным. Он вымученно перехватил укоризненный взгляд Паландоры и откинулся на подушки.
— Ты бы прекращал играть в мнимого больного, — посоветовала ему Феруиз. — Думаешь, мы не знаем, чем ты действительно болен? Слушайте, я как могла осенью попыталась разрешить вашу ситуацию, но там, помимо человеческого фактора, такое ощущение, что завязана какая-то особая политика, что даже самому Оландо не под силу было бы распутать этот клубок. Рэдмунд и тот вернулся из Эрнербора сам не свой, как будто ему предложили не Пэрферитунус, а господство над чертями на Фээр. В общем, бросайте уже оба горевать и поступите, как я: отбросьте сантименты куда подальше. В нашем деле они — дурное подспорье. Давай, поднимайся, братишка, и поехали в Озаланду.