Спустя час гости собрались вместе и отправились в Пэрфе-Кур, где на главной улице деревенские жители устроили нечто вроде балаганного представления. В небольшом селении, прознав о визите короля, собрался, казалось, весь Пэрферитунус, так что местные пожалели, что им не пришло в голову продавать билеты на спектакль. Зато хозяйки мгновенно подсуетились, нажарили орешков с мёдом и каштанов, наскоро напекли блинов с вареньем, заварили травяной чай и занялись торговать всем этим по умеренным ценам. На сцене выступали фокусники и акробаты, местные силачи, гнущие подковы и в одиночку поднимающие за угол целый сруб, а также актёры, которые разыгрывали сценки из сельской жизни. У каждого нашлась в запасе какая-то своя личная история, связанная с кианой Паландорой, и каждый охотно ею поделился, а деревенские девчата подарили ей гобелен такой тонкой работы, что Балти-Оре устыдилась своего рукоделия, которое она ранее преподнесла королеве Аннеретт. «Но, по крайней мере, я вышила его своими руками впервые в жизни, — успокоила она себя, — а эти умелицы намного опытнее меня». Гобелен изображал четыре сезона и юную киану в образе каждого из них: на зеленеющем лугу, в окружении птиц; в дубовой роще, у полноводного озера; в поле, где созрели хлеба, а одинокий клён полыхал в чистом воздухе и, наконец, с кувшином на голове на заснеженной деревенской улице, в изящных валенках, расшитых синими цветами.
— Какие потрясающие валенки! — заметила Паландора, и девчонки завизжали от радости.
— Мы так и знали, что вам понравится! — и в тот же миг поднесли ей эти самые валенки в натуральную величину, сделанные из первоклассной овечьей шерсти.
— Вот это да! Какие вы молодцы, — похвалила их Паландора, тут же переобулась и сгребла девчат в охапку, крепко обняла.
Катались в санях по заснеженным полям, кидались снежками. Киана Вилла было попыталась прекратить это безобразие на глазах у правителя, но сам Верховный король лихо надел свою расшитую серебром шапку набекрень, выскочил из саней и зачерпнул горсть снега.
— А ну-ка, ваше высочество, ветеран третьей восточной кампании, королева Аннеретт Алана Алазар, примите правый бой и покажите, на что вы способны! — воскликнул он и запустил снежком в свою почтенную супругу. И, разумеется, не попал: королева оказалась ловчее. Укрылась по ту сторону саней, запаслась снарядами и начала обстрел по всем правилам обороны. Принц и принцесса не стали следовать тактике и кидались снежками во всех подряд, а затем и вовсе принялись кататься и резвиться в снегу. Даже Паландора позабыла на миг о своих злоключениях и веселилась до упаду.
А в замке всех ожидал сытный ужин и горячий ароматный глёг с корицей, орехами и сухофруктами.
Спать в эту ночь все отправились рано: требовалось набраться сил перед насыщенным днём. Паландора заперлась в спальне и, сидя за туалетным столиком, бросила взгляд на свой любимый балдахин кровати. Внезапно её ожгло огнём от осознания того, что с завтрашнего дня — и чуть ли не до самой смерти, что ли? — ей придётся делить постель с другим человеком. С чужим. От этой мысли ей стало так тоскливо. Она распустила волосы и, поджав колени, уткнулась в них лицом. О, Творец! Как немилосердна бывает жизнь. Об этом аспекте она раньше не задумывалась — а теперь, когда время пришло, думать, как будто, уже было поздно.
Кто-то легонько тронул её за плечо. Рруть пришла из смежной комнаты помочь ей подготовиться ко сну. Ей сегодняшний день только добавил приятных впечатлений и восторгов. Она, в отличие от своей госпожи, была весела и светилась от счастья. Как бы и ей хотелось стать невестой, чтобы ей организовали такую изысканную свадьбу, и даже сам король приехал её поздравить.
— Ах, киана, вы такая счастливая! — прошептала она и обняла Паландору.
Это прозвучало неожиданно. Паландора не могла представить себе человека, более далёкого от счастья, чем она в последнее время. Уж не издевалась ли над ней служанка? Но на лице Рруть застыло такое мечтательное выражение, что сомнений не оставалось: девушка была искренна как никогда.
— А какой у вас красивый жених… — продолжала она между тем.
Это удивило Паландору ещё больше. Да уж, красавец, нечего сказать. Волосы торчат во все стороны вихрами, глаза неотрывно фиксируются на тебе, словно он охотник и выслеживает дичь — и, собственно говоря, уже выследил её в твоём лице и только ждёт удобного момента, чтобы атаковать. Телосложение мощное, лицо — не сказать, что свирепое, но в тёмном переулке не приведи Создатель такого повстречать. Ещё и нос этот набекрень. Паландора рассмеялась.
— Ты правда так считаешь, Рруть? Уж не влюбилась ли ты в него?
— Вовсе нет, — ответила Рруть как можно более скромно, потупила взгляд и покраснела до самых ушей.
А вот это было совсем любопытно. И тут Паландора начала припоминать… Тот самый юбилей кианы Виллы. И позднее, когда Рэдмунд приезжал к ним в замок. А эта девушка так между прочим спрашивала, как его самочувствие, нравится ли ему здесь — и рвалась прислуживать за столом. Выходит, это была не просто любезность с её стороны?
И когда во время их колядной вылазки она вызвалась с ним танцевать — это тоже было не только ради представления?
Наивная девчушка. И, как видно, совсем потерявшая голову. Паландора с радостью уступила бы ей своё место, если бы только могла. Как же всегда так выходит, что, чего желаешь больше всего на свете, то с лёгкостью достаётся другим — тем, кому это совершенно не нужно?
— Я, пожалуй, пойду, госпожа? — спросила служанка, закончив раздевать Паландору, облачив её в ночную рубашку и расчесав ей волосы.
— Да… конечно… — ответила та. Больше всего ей сейчас не хотелось оставаться одной, ведь это означало, что замок отходит ко сну и тем скорее наступит завтра. Прежде чем лечь в постель, Паландора медленно прошлась по всей комнате, с любовью провела рукой по балдахину, по каждому резному столбику кровати, прикоснулась к изголовью. Пожалуйста, она разделит свою тихую обитель с другим человеком (будь он проклят), но не сегодня. Сегодня этот мир принадлежит пока только ей одной.
А Рэдмунд, укладываясь спать, думал лишь о том, не осталось ли в кухне ещё этих сочных тетеревов, и подадут ли их завтра к обеду?
Глава 31
Утром всех разбудили звуки оркестра, раздававшиеся из танцевального зала. Музыканты спозаранку репетировали туш с позволения кианы Виллы, а заодно тем самым создавали атмосферу праздника. Паландора, услыхав торжественные аккорды, поднялась с улыбкой, но в следующее мгновение вспомнила, что сегодня за день, и ей показалось, что она вновь окунулась в ледяную прорубь. Уже совсем скоро к ней в дверь постучали и вошли кианы Вилла, Фэй и Йэло со служанками, чтобы всем вместе позавтракать и заняться туалетами, а также помочь невесте облачиться в свадебный наряд. Вслед за ними проскользнула киана Балти-Оре, которая принесла Паландоре лакированную коробочку с веткой апельсина.
— Тебе очень повезло, подруга, — сказала она. — В это время года в оранжереях Йэллубана как раз цветёт и плодоносит апельсин. Мы срезали эту ветку специально для тебя, чтобы ты могла прикрепить её к платью на катреолский манер. Никаких бутафорских цветов, только живые — на счастье.
— Ну надо же, — удивилась киана Фэй, — из бутафорских, значит, будут только фрукты. Я, видите ли, подумала о том же, о чём и вы, достопочтенные Йэло и Балти-Оре, и привезла своей невестке заколки с апельсинами.