— Вот это региональный символизм, — отметил Верховный король, — сразу видно: политики дизайн проектировали.
— Папа, можно мне лошадку? — нарочито тихим голосом попросила Арисса, но не услышать её всему залу в любом случае оказалось невозможно.
— Это не у меня нужно спрашивать, — заметил он.
— Ну а если мне не дадут, ты ведь можешь им приказать? — так же тихо спросила она.
— Юная киана, — сказал король, — будьте так любезны вести себя прилично и не выпрашивать родственных преференций. В противном случае я сочту, что мне куда лучше приказать вам отправляться в постель, и оставить вас без сладкого.
Принцесса тоненько вздохнула и чуть не пропустила, как жених с невестой разрезают торт. Точнее, резал, в основном, Рэдмунд, а Паландора поддерживала его под руку без особого интереса. Когда он положил ей на блюдце первый кусок, Паландора демонстративно вернулась за стол и принялась соскребать ложечкой крем и апельсиновый мармелад по кромке. Рэдмунд пожал плечами и, чтобы не стоять с глупым видом, снял с постамента коня, водрузил его на блюдце и вручил Ариссе, которая тут же запрыгала от восторга и откусила ему хвост, но потом опомнилась и с набитым ртом поблагодарила за лошадку.
Торт постепенно расходился по кусочкам, гости занимали места за столом. Оркестр тихонько заиграл что-то своё, для атмосферы. Вновь потекли разрозненные разговоры, а Паландора продолжала ковырять торт. В любой другой день она бы с удовольствием съела его весь целиком, все три яруса, не пощадив и лошадки, но сейчас ей кусок в горло не шёл. Что за нелепость — подменить себя служанкой. Слишком много было в этом плане того, что могло бы пойти не по сценарию; только сейчас, разбирая его на части, она это заметила. Как обычно, придумала сгоряча и тут же, сломя голову, подорвалась воплощать. Но не отступать же теперь, когда Рруть уже согласилась — и потом, ничего разумнее ей в голову не приходило.
Но вот грянули туш, и прислуга распахнула плотные шторы, открыла широкие балконные створки. В залу ворвался свежий морозный воздух, запахло еловой хвоей и снегом. У балкона выстроились лакеи с ворохом пледов и тёплых накидок, которые выдавали каждому желающему. И гости потянулись на балкон, приникли к перилам и начали вглядываться в темноту внутреннего двора, освещённого лишь парой фонарей; в изгибы холмов на горизонте и маленький золотой самородок в их ложбинке — огни Озаланды. Отсюда туш звучал глуше, а вскоре и вовсе затих, тогда небо разорвал грохот петард и шутих, которые мигом разделили вечерние облака на полосы, украсили их волнами и зигзагами, осыпали огненными фонтанами искр. Фейерверк длился недолго, но был подобран со вкусом, а напоследок мастерам пиротехники удалось запечатлеть в небесах большую водяную мельницу, переливающуюся лазурью и янтарём и, как живую, вращающую лопастями, низвергая потоки воды.
— И здесь не обошлось без политики, — отметил король Дасон.
На Феруиз салют произвёл двойственное впечатление. Ей всегда нравилось наблюдать за игрой глерского огня, с самого раннего детства. Она жадно вдыхала запах серы и праздника, глядела, запрокинув голову, в небо и мыслями была там, среди этих золотых искр. «Истинная виктонка», — отмечала киана Фэй, в такие минуты напрочь забывая о происхождении своей приёмной дочери: ведь только в просвещённой Виктоннии способны оценить мощь и изящество фейерверков. Как она любила напоминать, её предки были родом из предместий Глера — земель, где зародилось искусство виктонской пиротехники, а потому у Фэй были свои особые отношения с этим искусством.
Но этот свадебный фейерверк для Феруиз окончательно знаменовал, что их пути с братом расходятся. Конечно, они продолжат видеться и в будущем, но уже не так часто, как раньше. Нельзя было сказать, что её это сильно огорчало или расстраивало, но сейчас, когда она глядела в расцветающее радужными куполами небо, она ощущала лёгкий укол сожаления. Феруиз подошла к брату и сказала ему вполголоса:
— Когда будете разбирать подарки, обрати внимание: я оставила кое-что особенное специально для тебя.
Тот удивился.
— Ну надо же! Между прочим, сестрёнка, у меня тоже есть для тебя подарок, — сказал ей Рэдмунд, отведя её в сторону. — Предупреждаю сразу: это тот ещё подарочек, и он тебе вряд ли понравится, но нам будет, что обсудить.
Феруиз косо на него посмотрела и повела бровью.
— Рэд, лучше уж сразу скажи, что ты задумал или уже натворил.
— Сразу не получится, — ответил он. — В общем, я написал тебе письмо. Ты обнаружишь его в своей комнате, когда вернёшься домой.
Косой взгляд сменился недоумением. Слова «я», «написал» и «письмо», прозвучавшие в речи Рэдмунда в одном предложении, этому способствовали. Брат сроду писем не писал, и, когда ему предлагали сочинить бабушке и дедушке, а позднее и матери в Виттенгру хоть пару строк, под многочисленными предлогами исчезал из поля зрения. В общем, это был действенный способ от него избавиться. Знай об этом Паландора, она бы, несомненно, им воспользовалась.
— Не удивляйся, — попросил он сестру, — это такие вещи, которые я, пожалуй, не сумел бы сказать тебе вслух, но должен был сообщить. Ты всё поймёшь, когда его прочитаешь, а пока давай не будем об этом говорить.
И вообще, он посчитал, что стоило вернуться в зал: салют отгремел, а к вечеру на улице ощутимо похолодало.
Гости разбились по интересам. Одни ещё пили чай, в то время как другие разложили карты. Киана Вилла играла гостям на своей абрикосовой арфе, потом её сменила Балти-Оре. Веселье потихоньку сбавляло обороты. Малыши уже начали клевать носом, и их распорядились уложить в постель. Король обмолвился, что он перед сном желал бы закрыть кое-какие насущные вопросы, и удалился в сопровождении королевы. Паландора сняла одну из заколок, распустила половину волос, которые каскадом заструились по спине, и протянула заколку Балти-Оре.
— На счастье, — сказала она так, чтобы её услышала только подруга. — Ты знаешь, в деревне на свадьбе принято бросать ветку рябины, а незамужние девушки ловят её. Кто поймает — та, считается, что выйдет замуж следующей. Я не буду подбрасывать мою ветку, поскольку хочу сохранить её в память о тебе, но, как и обещала ранее, я дарю тебе эту заколку с тем пожеланием, чтобы у вас с Лесли всё сложилось удачно.
Балти-Оре со слезами радости горячо её поблагодарила и крепко обняла. Она тут же добавила заколку к своей причудливой причёске, состоявшей из десятка пышных золотых пучков, расположившихся один под другим, и убежала показать её Лесли.
Наконец новобрачных проводили в спальню, где уже была расстелена постель (и на белизну простыней, как обратила внимание Паландора, Леде грех было жаловаться), а на прикроватном столике и вокруг него, занимая чуть ли не всё свободное пространство на полу, высилась гора подарков.
— Вот это, я понимаю, оперативно, — заметил Рэдмунд.
По шутливой традиции свадебные подарки всегда оставляли в спальне в первую брачную ночь с тем расчётом, чтобы молодожёны сами для себя определились, чем они в настоящий момент более увлечены — жаждой открытий, подсчётом прибыли от мероприятия, перемыванием косточек дарителям или, всё-таки, друг другом. Таким образом они могли прогнозировать, как сложится их дальнейшая семейная жизнь. В старину даже существовал обычай на следующее утро заходить к молодожёнам в спальню, чтобы поздравить их с началом новой жизни. Если упаковка подарков оставалась нетронутой, это всегда вызывало восторги. Позднее этот обычай нарекли вмешательством в частную жизнь и мало-помалу упразднили.
В данном случае выбор был очевиден.
— Будете разворачивать их вместе со мной? — спросил Рэдмунд, указав на гору сокровищ, но Паландора, ничего не ответив, присела на диван у окна и опустила голову на руку, согнутую в локте.
— Как пожелаете, — вздохнул он и сорвал обертку с первого попавшегося свёртка, в котором обнаружились золотые карманные часы и астролябия.
— Дайте догадаться… Дедуля прислал вместе с мамой. Значит, придётся составлять благодарственную записку на виктонском. Я и на эскатонском-то писать не мастер. Поможете?