— О, да, госпожа, но что, если тогда вам запреты будет чинить ваш супруг?
Глава 4
Паландора поднялась на колени и выглянула за полог. Девушка в кружевном переднике, которой принадлежало столь неосторожно оброненное замечание, звонко рассмеялась, но, увидев взлохмаченную киану, покраснела и зажала рот ладошкой. Паландора укоризненно покачала головой.
— Рруть… Нехорошо подслушивать чужие разговоры.
— Абсолютно верно замечено, госпожа. Но я полагала, что вы говорите со мной. Ведь, кроме нас, здесь никого больше нет.
— Но я даже не слышала, как ты вошла.
— С кем же тогда вы беседовали, госпожа? — удивленно спросила Рруть, протирая пыль с каминной полки.
— Сама с собой. И, да, эти разговоры тоже относятся к тем, что неприлично подслушивать.
Паландора слегка кривила душой, в том числе и перед собой. Она действительно имела привычку говорить вслух, оставаясь одна, но при этом никогда не ощущала себя по-настоящему одинокой. У неё было чувство, что все её монологи имеют свою аудиторию. Что за ней постоянно наблюдают десятки любопытных глаз. Не только за ней, разумеется, такая честолюбивая мысль её не посещала, но всё же ей чудилось, что имо денно и нощно находятся под присмотром существ из какого-то потустороннего, что ли, мира. Изредка она даже видела этих существ — как солнечные блики, радужные разводы, утреннюю росу или микроскопические капельки пара в воздухе после дождя. Стоило только чуточку сосредоточиться и захотеть их увидеть.
Паландора ни с кем не делилась этим своим открытием, сделанным уже очень давно. Она вообще была не из тех, кто привык делиться своими мыслями — по крайней мере, с людьми. С этими же существами она привыкла вести долгие разговоры. Они редко отвечали (по крайней мере, словами), но этого и не требовалось. Главное, они всегда были готовы её выслушать.
И надо же было сейчас прийти Рруть и ей помешать! Впрочем, Паландора была рада отвлечься и поболтать со служанкой, которая, покончив с пылью, взяла в руки веник и, потупив взор, заметила:
— Если присутствие других вам неугодно, госпожа, достаточно всего лишь запереть дверь. Скажите, позволите вы мне продолжить уборку или мне лучше уйти?
Киана озорно улыбнулась. У неё созрел план.
— Лучше всего будет, если ты позволишь мне помочь тебе, Рруть.
— Но, госпожа…
— Да-да, я знаю, кианам не положено заниматься такими делами, и это работа слуг, и что скажет любезная Вилла, и прочая чепуха! Так вот: кианы Виллы сейчас нет дома, а, значит, я могу немного развлечься. Будь добра, передай мне веник.
Рруть более не возражала и, вооружившись щёткой, киана принялась за работу. Вдвоём девушки справились с уборкой намного быстрее, переходя из комнаты в комнату и смахивая пыль, подметая, взбивая подушки и наводя чистоту. Затем они спустились в кухню, и Рруть принялась мыть посуду, а Паландора насухо вытирать её полотенцем. Время летело незаметно.
— После обеда пойдём в Пэрфе-Кур? — предложила девушка служанке. Та согласилась. К этому времени она уже успела рассказать все последние новости из деревни и упомянула о том, что местные ребятишки давно не видели свою любимую киану и очень по ней скучали. Сказано — сделано. После незамысловатого обеда, состоявшего из свежей окрошки и запечённого картофеля с грибами, девушки поднялись к себе и переоделись в лёгкие сарафаны с широкими поясами. Рруть заплела длинные волосы Паландоры в две толстые косы и собрала небольшую дорожную корзинку, куда она сложила кошелёк, медовые и мятные конфеты для детей, набор лоскутов и ленточек, и томик из серии естественных наук. Обувшись в летние сандалии из сакшо, девушки вышли из замка и, обогнув изумрудный холм, уже через каких-то десять минут были в Пэрфе-Кур. Едва они поравнялись с первыми домами, как их окружила толпа ребятишек всех возрастов — от карапузов до парней и девушек на выданье. Паландору здесь очень любили. За неимением подруг своего сословия и иных развлечений в замке помимо чтения и водных процедур, она сблизилась с деревенскими жителями, охотно им помогала, играла с детьми и рассказывала им необыкновенные истории из прочитанных книг, либо читала им вслух. Жаль было только, что простому народу приходилось то и дело оказывать ей почести. Паландора в них не нуждалась и переживала, что, несмотря на душевные и открытые отношения, которые установились между ними, эта разница в общественном положении неизменно их разделяла.
Сегодня дети занимались поливкой и прополкой большого общественного огорода. Пока ребята таскали воду, вскапывали грядки и устраняли сорняки, Паландора читала им книгу, которую принесла Рруть. В ней рассказывалось о строении земли и о космических телах. О храбром вардистонском мореплавателе Лучко Тинкле, который восемьсот сорок лет назад сделал удивительное открытие: в одном из путешествий в поисках новых берегов его корабль наткнулся на невидимую преграду посреди океана. Это открытие чуть не стоило жизни его экипажу и значительно повредило корабль. Но, несмотря на повреждения, он решил изучить новое явление и прошёл под парусами несколько миль вдоль преграды, в надежде найти брешь. Надежды его не оправдались, но феномен был зафиксирован в судовом журнале и предан огласке по возвращении экспедиции. Данное открытие всколыхнуло общественность; корабли были направлены в разные концы океана, чтобы проверить, смогут ли они встретить нечто подобное. С того самого года жизнь разделилась на «до» и «после» — настолько, что открытие Лучко Тинкла положило начало новой эре, новому летоисчислению.
С тех пор прошло более восьмисот лет, и так называемая незримая стена была изучена вдоль и поперёк. Благодаря многочисленным научным экспедициям установили, что она опоясывает Мировой океан, заключая его в кольцо, и непреодолима на всём своём протяжении. Неизвестно, имеет ли она предел в высоте и глубине, но таковой пока не был обнаружен. Научный мир разделился на две школы. Одна утверждала, что эта стена является краем поверхности планеты, в то время как другая настаивала на том, что стена делит планету ровно посередине, и за ней могут скрываться другие неизведанные земли. Согласно расчетам учёных, Торфс имеет форму шара, и все территории, ныне известные людям, располагаются как бы в одном полушарии, в то время как другое полушарие, равное по объёму, находится за этой преградой.
— А что думаете вы? — спросила Паландора. Она давно заметила, что дети отличаются необычайной гибкостью мышления, скользящего на грани реальности и фантазий, поэтому ей было намного интереснее общаться с ними. Их выводы бывали зачастую парадоксальны, ведь они, в отличие от большинства скучных взрослых, пока ещё не разучились мечтать.
— Торфс не может быть шаром, — ответила девочка лет шести. Она отложила лопатку и внимательно посмотрела по сторонам. — Если бы мы жили на шаре, люди бы падали с него.
— Так, может, они и падают, — возразил восьмилетний мальчик с русым хохолком, — просто мы живём на самом верху.
Ребята постарше зафыркали, слушая этот спор. Один из них, парень пятнадцати лет в широких шароварах и с намечающимся пушком над верхней губой, поставил на землю лейку и сказал:
— Вовсе не так. Мой отец рассказывал, что, если Торфс имеет форму шара, то всё, что на нём находится, притягивается к нему и потому не падает.
— Как это, притягивается? Приклеивается, что ли?
— Да нет же! Благодаря силе притяжения, которая действует на звёзды, на Селину, на Аль'Орн… И на нас.
— Если к нам притянется Аль'Орн, то мы все сгорим! — рассмеялась тёмненькая девочка с острыми коленками, до этого внимательно следившая за разговором.
Паландора улыбнулась.
— Да уж, точно. Хорошо, что этого не происходит — хотя, следуя логике притяжения, мы должны были бы притянуться к нему, а не наоборот. Пирс прав, есть такая теория притяжения небесных тел. В следующий раз я принесу вам том, посвящённый гравитации, и расскажу, почему люди не падают с Торфса, а тот, в свою очередь, — на Аль'Орн.