На сей раз кианы выехали верхом: южный город был куда больше северного, и на то, чтобы обойти его пешком, потребовалось бы слишком много времени. Ещё вчера на астрономической башне они наметили маршрут и теперь старались его придерживаться. Проехались по кольцевому бульвару или бульварному кольцу — оба названия имели равнозначное право на жизнь, хотя и вызывали у жителей города подчас жаркие споры. Именно поэтому администрация до сих пор не утвердила официальное название цепи бульваров, змейкой плутавших по Йэллубану и заключавших его в кольцо: как минимум добрая половина горожан оскорбилась бы тем, что выбрали непривычное для них наименование. В центре этого кольца располагалась ратуша, рыночные площади, цеховые общины, городской театр и, конечно же, библиотека. Здесь селились и держали лавки состоятельные люди, самые высокомерные из которых пренебрежительно называли остальных жителей города «забульварниками». Балти-Оре и Феруиз посетили центр, заглянули на цветочный рынок, расположенный на восьмигранной площади, посреди которой был разбит фонтан-колодец с артезианской водой, украшенный мраморной многоступенчатой пирамидой с затейливым букетным орнаментом и стрельчатыми альковами, многие из которых были пусты, а в остальных красовались фигуры мужчин и женщин — поодиночке, но, бывало, и парами.
«Статуи гердов Йэллубана, — пояснила Балти-Оре. — Им, как видишь, оставили места с запасом. Когда пространство закончится, придётся, я думаю, возводить ещё один фонтан. Это киана Жао», — она указала на самую крупную статую у основания пирамиды.
Основательница города напоминала королеву Аннеретт: такая же высокая, статная и величественная. Она стояла, гордо выпрямив спину, в пышном платье с длинными юбками-баллонами, модными в ту эпоху. Золочёная подпись на постаменте скромно гласила:
Жао Бэй
Феруиз нашла странным, что, вопреки эскатонскому обычаю, имя матери Жао указано не было: ведь, как известно, в Алазаре мальчики с четырнадцати лет к своему имени добавляют имя отца, а девочки — матери. Она спросила об этом подругу, которая мало сумела поведать о причинах такого решения.
— Что касается происхождения фамилии, здесь история ещё более туманная. Говорят, что «бэй» — это аббревиатура. Балто - Йэло. Воздух, стихия ветров и золотой рапс.
— А как же «э»?
— Вот это, — пояснила Балти-Оре, — остаётся неизвестным. Возможно, это древняя версия соединительного союза «и». Возможно — ныне забытое слово. А вот здесь, погляди, мой папа.
Киан Дугис на статуе третьего яруса был лет на пятнадцать моложе, но уже такой же щеголь. Монохромный мрамор не мог передать ярких цветов его одеяния, но судя по обилию манжет, пуговиц, запонок, бантов и шнурков, а также по структуре материала, оно обещало быть весьма изысканным.
— Я не считаю себя тщеславной, — призналась Балти-Оре, — но в последнее время я задаюсь вопросом: удостоят ли меня парной статуей рядом с кианом Лесли? Как видишь, некоторые герды изображены с партнёром. Так происходит, когда оба вносят значительный вклад в развитие региона.
— Я думаю, у тебя есть все шансы быть увековеченной в скульптуре, Балти-Оре, — ответила Феруиз. — Горожане души в тебе не чают.
Она не преувеличивала: когда кианы гуляли по городу, многие тепло приветствовали дочь герда Бэй, справлялись о её делах и желали приятного дня. Это была не просто любезность с их стороны: было видно, что они искренне любят Балти-Оре и рады видеть её. Даже сейчас, пока они любовались фонтаном, к киане подошла цветочница и вручила ей букет белых нарциссов. Затем прибежала толпа ребятишек и наперебой начала уговаривать её спеть песенку. Отсутствие лиры в качестве аргумента они не принимали: у них и свои инструменты имелись. Заиграли. Балти-Оре не стала отказывать и запела. Её подруге, тем не менее, было не до песен: она углядела в толпе карманника и бросилась на его задержание. Схватила воришку за руку, когда тот срезал кошелёк у молодого человека, выбиравшего цветы на прилавке. Тот заверещал, бросил кошель, но вырваться не сумел. В толпе забеспокоились, начали проверять сумки и кошельки, а Феруиз сдала негодяя в руки городской стражи.
«Передайте вашему капитану, что я выполняю за него его же работу», — добавила она. С чувством выполненного долга отряхнула руки и вернулась на площадь. Но Балти-Оре там не было. Дети сказали ей, что какой-то мальчишка отозвал её за угол и указали направление. За углом кианы тоже не оказалось, зато оказался голопятый сорванец, который передал ей записку и убежал, поклянчив предварительно монетку, но ничего не добившись. Феруиз развернула записку. В ней корявым почерком сообщалось, что её подругу похитили и вернут в обмен на то, что «рыжая хамка» придёт в назначенное место к полуночи и извинится. А заодно будет столь великодушна заплатить выкуп. На озвученную в записке сумму Феруиз было проще построить новый замок с конным заводом и оранжереями, и выписать из Виттенгру хрустальную гармонику. Одно было верно: разбаловали Сида на славу. Но больше всего её раздражало неурочное время в послании. Какой умалишённый вершит дела в полночь? Киане во что бы то ни стало требовалось разыскать Балти-Оре до вечера: в противном случае ей предстояло вернуться в замок и сообщить киану Дшону о похищении. Несмотря на то, что его помощь могла бы ей пригодиться, у Феруиз была своя гордость. Она нарушила данное ему обещание и не желала в этом признаваться.
Девушка возвратилась на площадь и допросила цветочниц, гончаров и корзинщиков. Ничего путного не добившись, она приступила к допросу стражи. Сослалась на то, что её обокрали: ведь так оно и было, если не вдаваться в подробности.
«Ну, попадись мне только этот Сид», — думала она, разъезжая по улицам города верхом и расспрашивая прохожего за прохожим. Одни ничем не могли ей помочь, другие утверждали, что видели Сида на площади через квартал. Когда? Прошлым летом. На вопрос, при чём здесь лето, трясли головами и что-то мычали. Третьи сказали, что он, скорее всего, нынче в деревнях к югу. Или в лесу.
Время близилось к обеду, и Феруиз решила перекусить в одной из таверн. Любому другому на её место кусок бы в горло не лез, но киана приучила себя к распорядку. И потом, куда сподручнее продолжать поиски не на пустой желудок.
Она села за стол рядом с камином, в котором весело потрескивал огонь: в городе нынче разгулялся ветер, да и весна пока ещё стояла прохладная. Феруиз смотрела на огонь сквозь пальцы, поставив локти на стол и уперевшись острым подбородком в ладонь. Пламя отражалось в гранях рубина на её кольце и окрашивалось в насыщенный пурпур. Внезапно киане показалось, что она увидела что-то в его глубине. Озадаченная, она подняла руку и уставилась на камень, на плясавшие в его сердцевине огненные язычки. В следующий миг комната качнулась и поплыла перед глазами, а на смену ей явился сырой подвал с земляным полом, поддерживаемый полусгнившими балками. В подвале тоже горел огонь в очаге, но отсутствовал дымоход, и помещение утопало в масляном чаду. Перед очагом в кресле сидела её подруга и куталась в плед. Она не была ни напугана, ни встревожена, только малость расстроена.
— Сид, — говорила она спокойным ровным голосом, — к чему тебе такие сложности? Зачем ты привёз меня сюда и держишь в плену? Разве оно того стоит?
От дальней стены отделился лохматый человек в чёрных штанах и рубахе. Он почесал сальную макушку, затем бороду, и сплюнул под ноги.
— Она оскорбила меня, Балти-Оре, — прокаркал тот, — и ей это даром не пройдёт. Ты уж извини, что пришлось тебя побеспокоить, но таким образом я точно могу быть уверен, что она явится за тобой. И не только она… — пробормотал он.
Тут глаза его загорелись таким же лихорадочным блеском, как тогда, в лесу.
— Слушай, это ведь гениально! И почему мне раньше это в голову не пришло? Сначала мои парни разберутся с рыжей, а потом я поставлю этому щенку Лесли ультиматум: если он желает снова увидеть тебя целой и невредимой, то пусть откажется от титула и передаст его тому, кому он должен был принадлежать с самого начала по праву.
Он гордо ткнул себя кулаком в грудь и раскашлялся.
— Я очень надеюсь, — прохрипел Сид, — что ему хватит благоразумия пойти на эту сделку и не чинить препятствий. В противном случае, я не знаю, что мне придется сделать с тобой, чтобы он соображал побыстрее. Честно, я не хочу причинять тебе вреда. Лично ты никогда ничего мне плохого не делала, и я не уверен, умеешь ли ты вообще скверно думать о людях. Но я тебя предупредил.