Не обращая на нее внимания, Бримстоун продолжил извлекать бивни из упаковки. К нему подошел Твига, и они начали бормотать о чем-то на своем языке, который, кстати, Кару постигла естественным способом, не прибегая к помощи скапп. Этот язык был грубым, наполненным рычащими горловыми звуками. По сравнению с ним, иврит или немецкий казались мелодичными.
Пока они обсуждали форму бивней, Кару подошла к чашкам и восполнила запас почти бесполезных желаний, решив при этом, что отныне она будет носить ожерелье со скаппами на руке, как браслет, обернув его несколько раз вокруг запястья. К тому времени Твига уже переместил бивни в свой угол для дальнейшей очистки, а Кару собралась идти домой.
Дом. В ее голове это слово всегда имело кавычки. Она приложила максимум усилий, чтобы сделать свою квартиру уютной, наполнив искусством, книгами, декоративными светильниками и Персидским ковром, мягким, как мех рыси. И, конечно же, там были крылья ангела, целиком занимающие одну стену. Но все это не помогло заполнить реального одиночества ее жилища - по ночам его тишину нарушало лишь дыхание самой Кару. Оставаясь одна, она чувствовала. как пустота внутри нее - "недостающее звено", как она сама называла, - начинала разрастаться. Отношения с Казимиром помогали справляться с этим, хоть и не до конца. Всегда чего-то не хватало.
Кару вспомнила о небольшой раскладушке, которая когда-то считалась ее, а сейчас была задвинута за высокий книжный шкаф в задней части магазинчика - и вдруг она испытала по-странному непреодолимое желание остаться здесь переночевать. Она могла бы заснуть, как бывало когда-то, под тихое бормотание голосов, мягкое шипение Иссы и царапающие звуки, издаваемые крошечными странными созданиями, снующими в темноте.
- Милая моя девочка, - из кухни с разносом чая выскочила Язри. Рядом с чайничком лежала тарелка с наполненными заварным кремом пирожными в виде рогов, которые были ее фирменным блюдом. - Ты, должно быть, проголодалась, - произнесла она голосом, похожим на голос попугая. Взглянув в сторону Бримстоуна, она добавила, - Для здоровья девушки, чей организм еще только формируется, очень вредно постоянно бегать туда-сюда.
- Вот такая вот я, растущий организм, который постоянно носится туда-сюда, - сказала Кару, и, схватив одно пирожное, плюхнулась в кресло.
Одарив ее тяжелым взглядом, Бримстоун обратился к Язри:
- А жизнь на одних пирожных, полагаю, приносит организму, который еще только формируется, неоценимую пользу?
Язри недовольно фыркнула:
- Я была бы счастлива приготовить ей что-нибудь более подходящее, если бы ты, неисправимый грубиян, предупредил меня о ее приходе. - Она повернулась к Кару. - Птичка моя, ты слишком худая, и тебе это не к лицу.
- Да, - согласилась Исса, поглаживая волосы девушки. - Ей следовало бы быть леопардом, тебе не кажется? Лениво скользящая, с шерстью, блестящей на солнце, и не слишком тощая. Хорошо откормленная, лакающая из миски сливки.
Улыбаясь и поглощая пирожное, Кару слушала их разговор. Язри налила им всем чая, добавив сахара по вкусу каждого, что в случае Бримстоуна означало полных четыре ложки. Зная его на протяжении всей своей жизни. Кару все еще считала забавным, что торговец желаниями был сладкоежкой. Она наблюдала как он, склонившись над своей бесконечной работой, вставляет зубы в ожерелья.
- Аравийский сернобык, - определила она, когда он выбрал один из зубов со своего подноса.
Его это нисколько не впечатлило. - Антилопу и ребенок распознает.
- Тогда предложи что-нибудь по-сложнее.
Бримстоун тут же вручил ей акулий зуб, и это напомнило Кару, как, будучи еще ребенком, она просиживала здесь часами, изучая, какому животному принадлежали те или иные зубы.
- Мако, - ответила она.
- Длинно- или короткопёрая?
- О, гмм. - Она замерла, зажав зуб между большим и указательным пальцами. Бримстоун обучал её этому искусству с тех пор, когда она была еще маленькой, так что Кару могла узнать происхождение и достоверность зубов даже по их едва уловимой вибрации.
И на этот раз она уверенно заявила, - Короткопёрая.
Он проворчал нечто нечленораздельное, что было наибольшим проявлением похвалы с его стороны.
- А ты знал, - спросила его Кару, - что зародыши акулы мако поедают друг друга будучи еще в утробе матери?
Исса, которая поглаживала Авигет, издала короткий шипящий звук, означавший отвращение.
- Я серьезно. На свет могут появиться только те зародыши, которые активно людоедствовали. Можешь себе представить, если бы люди были такими же?
Она закинула ноги на стол, но, спустя пару секунд наткнувшись на потемневший взгляд Бримстоуна, убрала их оттуда.
Тепло магазина её разморило. Раскладушка в уголке так и манила, как и одеяло, что принесла Язри, которое с годами стало только мягче и уютнее.
- Бримстоун, - сказала она нерешительно. - Можно мне..?
В этот момент раздался оглушительный грохот- колотили, не жалея сил.
- О, Господи, - произнесла Язри. Беспокойно цокая клювом, она начала быстро собирать принадлежности для чаепития.
Звук исходил от второй двери лавки.
Она находилась позади рабочего пространства Твиги. Там отродясь не висело никаких фонарей, что скрывало ее от посторонних глаз. Сколько себя помнила, Кару ни разу не видела, чтобы дверь открывали в её присутствии. По сему она не имела ни малейшего представления о том, что же скрывалось за ней.
Снова послышался стук, такой силы, что зубы в склянках задребезжали. Бримстоун поднялся и Кару точно знала, чего он ждёт от неё - чтобы она тоже встала и тут же ушла - но вместо этого, она съежилась в своем кресле.
- Позволь мне остаться, - попросила она. - Я буду вести себя тихо. Сяду к себе на раскладушку. Я не стану смотреть...
- Кару, - сказал Бримстоун. - Тебе известны правила.
- Ненавижу правила.
Бримстоун шагнул вперед, намереваясь силой вытащить ее из кресла, если она не повинуется. Поэтому Кару вскочила на ноги, и, сдаваясь, подняла руки вверх:
- Ладно-ладно, ухожу.
Пока Кару надевала пальто, грохот не смолкал, и она едва успела схватить еще одно пироженное Язри с подноса, прежде чем Исса вытолкала её в коридор. Как только за ними закрылась дверь, наступила тишина.
Она не стала надоедать Иссе расспросами о том, кто был за той дверью - Исса никогда бы не раскрыла тайн Бримстоуна. А лишь произнесла:
- Я как раз собиралась попросить у Бримстоуна разрешения остаться переночевать на своей старой кушетке. - Это прозвучало немного жалобно.
Исса наклонилась к ней и, поцеловав в щеку, сказала, - О, сладенькая, это же было бы просто замечательно! Мы могли бы переждать здесь, как в старые добрые времена, когда ты была еще совсем крошкой.
О, да! Когда Кару была еще слишком мала, чтобы в одиночестве слоняться по улицам, Исса держала её здесь, в коридоре. Они иногда часами просиживали в этом крохотном пространстве. Исса старалась развлекать Кару, как умела, песенками или рисованием (с Иссы-то всё и началось, благодаря ей она начала рисовать) или плетением венка из её ядовитых змей, пока Бримстоун разбирался с тем, что скрывалось по ту сторону двери.
- Ты можешь вернуться, - продолжила Исса, - позже.
- Да ничего, - сказала Кару, вздохнув. - Я, пожалуй, пойду.
Сжав ее руку, Исса сказала, - Приятных снов, сладенькая.
Опустив плечи, Кару шагнула в холод ночи. Пока она шла, пражские башенные часы начали отсчитывать полночь, и такой долгий, насыщенный событиями, понедельник, наконец закончился.