В чувства Эолин вернулись сладкие ароматы сада, смешанные со зловонием приближающейся смерти. Она услышала Наэтерских Демонов, неуклюжее стадо всего в нескольких шагах от нее, и открыла глаза.
За занавесом света они смотрели на нее пустыми глазами. Их пасти двигались в беспокойном голоде. Они присели на светящиеся конечности и ждали.
Земля ушла из-под ног Эолин.
Неуверенность дрожала в ее голосе.
— Кори?
Его губы коснулись ее виска.
— Прости меня, Эолин.
Кел’Бару вонзился Эолин в грудь. Галийский меч разорвал ее грудину, выпустив реку, которая была ее душой. Эолин упала и потекла в пропасть, зиявшую у ее ног, ее дух превратился в бурлящий поток печали, предательства, ужаса и неверия.
Наэтерские Демоны прыгнули за ней, раскинув конечности и выпустив когти, лица исказились в нестройном реве. Вместе они спускались в крутящемся вихре света и тени. Когти вцепились в юбку Эолин, челюсти впились ей в лицо. В отчаянии она попыталась вызвать чары, но ткань ее магии была разорвана, ее нити крепко сжимались в далекой хватке Кори.
Внизу маячила бездна Подземного мира, холодная и безмолвная, терпеливо ждущая последних объятий. Спуск Эолин замедлился, словно подхваченный вязкой субстанцией, а затем и вовсе остановился. Демоны Наэтер собрались вокруг нее. Вечная ночь поглотила крики маги. Ее удары бессильно попадали по нефритовой плоти. Эбонитовые когти обездвижили ее конечности и поразили ее дух. Рычание звучало резко в ее ушах. Щупальца тумана пробивались сквозь массу демонов, вцепляясь в запястья и лодыжки, туго обвивая ее горло, душили остатки ее магии.
Эолин почувствовала внезапный сильный толчок оставшейся позади жизни, ее триумфы и печали, ее страсти и разочарования, ее чувственную красоту и неисполненную любовь. Голоса семьи, друзей, союзников и врагов то поднимались, то стихали в одной трагической ноте прощания. Затем вся душевная боль, все осознание, вся надежда были поглощены пустотой.
Глава двадцать третья
Смерть
Мягкая трава стелилась ароматным ковром, приглушенные цвета отодвигали ночные тени. Деревья стонали, обретая форму под звездами. Ветки скрипели, листья шелестели на нарастающем ветру.
Одинокая сова тихо ухала.
Воздух вернулся в легкие Эолин внезапным болезненным потоком. Она ахнула, а затем закашлялась, согнувшись пополам на коленях. Кори крепко обнял ее, губы прижались к ее волосам.
Борясь с приступом тошноты, Эолин оттолкнула его: она схватилась за грудь, обнаружив, что цела и невредима. Неистовая ярость привела ее туда, где на земле лежал брошенный Кел'Бару. Она поднялась, дрожа, на ноги и направила лезвие на Кори.
Он поднял руки в жесте умиротворения.
— Эолин…
— Не говори со мной! — она позвала к себе посох, но тот не ответил. В ярости Эолин схватила его рукой, все еще направляя меч на мага.
— Это был единственный путь, — сказал он.
— Я убью тебя, маг Кори, как и должна была сделать раньше.
— Убивать меня не в твоих интересах. Даже если бы это было так, у тебя сейчас нет на это сил.
Сад заколебался. Колени Эолин угрожали подогнуться.
— Меня тошнит от твоих предательских игр.
— Ты не можешь обвинить меня в предательстве тут.
— Будь ты проклят, Кори! — воскликнула она. — Дай мне жить или дай мне умереть, но перестань использовать меня как свою пешку!
Кори сжал губы в тонкую линию.
— Как пожелаете, моя Королева.
Сознание Эолин открылось для окружающего мира. Вой демонов Наэтер был заглушен. Крики битвы и хаоса уступили место беспокойному затишью, прерываемому стонами раненых и отдаленными возгласами ужаса.
Ее дети кричали.
Бросив мага Кори, Эолин бросилась к Бриане и Эогану, выронила меч и посох, когда нашла их. Их любящие объятия растворились в ее; их сладкий аромат наполнил ее сердце радостью и облегчением, она осыпала их лица поцелуями.
— Живые! — воскликнула она. — Слава богам, вы оба живы и целы.
Затем голос Акмаэля прозвучал над ее ухом:
Эолин.
Она подняла глаза, осознавая темную магию, которая все еще витала в ночи. Ее дыхание сбилось от ужасного предчувствия.
Приходи скорее, моя любовь.
Поднявшись, Эолин вложила меч в ножны и взяла посох. Пытаясь подавить дрожь, вновь охватившую ее душу, она взяла Бриану за руку и кивнула сыну.