Мы с Синтией тоже встали, и я произнес:
— Благодарю вас, генерал. Еще раз прошу принять мои глубочайшие соболезнования вам и всей вашей семье. — Я пожал ему руку.
Он пожал руку Синтии и посмотрел ей в глаза.
— Не сомневаюсь, — сказал он, — что вы сделаете все от вас зависящее. Моей дочери вы бы понравились. Ей нравились уверенные в себе женщины.
— Благодарю вас, генерал, — ответила Синтия. — Обещаю сделать все, что в моих силах. И еще раз примите мои соболезнования.
Дверь за нами открылась, и появившийся полковник Фоулер проводил нас по коридору до парадной двери.
— Я знаю, что у вас имеются особые полномочия на арест. Но прошу вас уведомить меня, прежде чем арестовывать кого-либо.
— Зачем? — спросил я.
— Видите ли, — несколько резко начал он, — нам не нравится, когда посторонние лица арестовывают наших служащих без нашего ведома.
— Такое случается довольно часто, — заметил я ему. — Например, как вам должно быть известно, я только что засадил за решетку вашего сержанта из арсенала. Но раз вам так угодно, я буду вас уведомлять.
— Благодарю вас, мистер Бреннер, — сказал полковник. — Знаете, можно ведь действовать разными способами: правильным, неправильным и военным. Мне кажется, что вы намерены избрать правильный способ, который на самом деле — неправильный. Вы меня понимаете, мистер Бреннер?
— Я вас понял, полковник. Мне и самому это приходило в голову.
Он обратился к Синтии:
— Если надумаете все же принять мое предложение насчет месячного оплачиваемого отпуска, дайте мне знать. Если нет, держите меня в курсе дел. Мне кажется, мистер Бреннер может увлечься работой и позабыть о правилах протокола.
— Да, сэр, — кивнула Синтия. — Постарайтесь, пожалуйста, устроить нам как можно скорее встречу с генералом и его супругой миссис Кэмпбелл. Нам потребуется не менее часа. И свяжитесь с начальником военной полиции, если вспомните что-то важное.
Он открыл дверь, и мы вышли на террасу. Прежде чем он успел захлопнуть дверь, я обернулся и сказал ему:
— Кстати, мы слышали запись вашего сообщения для мисс Кэмпбелл на автоответчике.
— Ах, да. Теперь это выглядит довольно нелепо.
— В котором часу вы ей позвонили, полковник?
— Около восьми утра. Генерал и миссис Кэмпбелл ожидали ее к завтраку к семи часам.
— Откуда вы звонили, сэр?
— Со службы, из штаба.
— Вы не проверяли, не задержалась ли капитан Кэмпбелл на дежурстве, прежде чем ей позвонить?
— Нет… Я был уверен, что она просто забыла, что ее ждут, и поехала домой. Такое уже случалось с ней раньше.
— Понимаю. А вы не посмотрели в окно, нет ли на парковочной площадке ее машины?
— Нет… Видимо, нужно было это сделать.
— Кто посвятил вас в подробности смерти капитана Кэмпбелл?
— Начальник военной полиции полковник Кент.
— И он рассказал вам, как ее обнаружили?
— Именно так.
— Значит, вам и генералу Кэмпбелл известно, что ее привязали, изнасиловали и задушили?
— Да. А разве было что-нибудь еще?
— Нет, сэр. Скажите, где я могу застать вас, когда вы не на службе?
— Я живу в доме для офицеров на Бетани-Хилл. Это в гарнизоне. Вы знаете, как найти это место?
— Кажется, знаю. К югу отсюда, по дороге к стрельбищам.
— Верно. Номер моего телефона указан в справочнике.
— Благодарю вас, полковник.
— До свидания, мистер Бреннер. Всего доброго, мисс Санхилл.
Он затворил дверь, и мы с Синтией направились к машине.
— Что ты думаешь о нем? — спросила она.
— Он не произвел на меня особого впечатления.
— Выглядит внушительно. Конечно, в какой-то степени это всего лишь профессиональная привычка, но в целом он, как мне кажется, и по характеру соответствует своей внешности: столь же аккуратен, гибок и решителен.
— Нам от этого вряд ли будет легче, — заметил я. — Он предан своему генералу, и только ему. От него зависит его дальнейшая карьера, а полковник сам мечтает о Серебряной Звезде.
— Иными словами, ради генерала готов и солгать.
— И глазом не моргнет. Он уже солгал нам, сказав, что звонил Энн Кэмпбелл домой в восемь утра. Мы приехали к ней домой до восьми, а запись уже была на автоответчике.
— Да, я это заметила, — кивнула Синтия. — Что-то здесь не то.
— Внеси его в список подозреваемых, — сказал я.
Глава 14
— Ну что, едем в школу психологических операций? — спросила Синтия.
Мои наручные часы показывали семнадцать пятьдесят, что означало приближение «часа блаженства», а проще говоря, времени для узаконенной выпивки. Поэтому я сказал: