— Кстати, ты вышла за того майора, который едва не пристрелил меня тогда?
— Да, вышла, — скучным голосом ответила она.
— Что ж, поздравляю. Я рад за тебя, Синтия. И желаю тебе всего самого лучшего в этой жизни.
— Я подала на развод.
— И это правильно.
— После всего случившегося в Брюсселе я чувствовала себя виноватой перед ним, поэтому и согласилась выйти за него. Ведь мы уже были помолвлены, так что оставалось сделать последний шаг, и я его сделала. Но он так и не простил меня. Он мне больше не доверял и несколько раз даже напоминал о тебе.
— Я должен извиниться? Я не чувствую за собой вины.
— Тебе и не нужно извиняться. Просто в нем заговорил инстинкт собственника, у которого едва не отняли его вещь.
— Разве ты этого сразу не поняла?
— Нет. Я была очарована романтическими иллюзиями, пока мы не зажили с ним вместе.
— Уверен, что ты лезла из кожи вон, чтобы угодить ему.
— Если ты говоришь это с насмешкой, то ты не прав. Да, я действительно старалась угодить ему. Но всякий раз, когда меня посылали в командировку, он злился, а когда я возвращалась, он изводил меня допросами. А мне не нравится, когда меня допрашивают.
— Это никому не нравится.
— Я его не обманывала.
— Допустим, однажды такое случилось.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Короче, я пришла к заключению, что брак и военная жизнь несовместимы. Он настаивал, чтобы я ушла из армии. Я отказалась. Он рассвирепел, и мне пришлось защищаться с пистолетом в руке.
— Бог мой, какие страсти! Тебе повезло, что у него в этот момент не было при себе пистолета.
— Он у него был, но я заблаговременно вынула боек. Послушай, это все настолько мерзко, что мне даже противно вспоминать. Просто мне подумалось, что стоит рассказать тебе, как я жила после Брюсселя.
— Весьма признателен. Так он починил свой автоматический пистолет?
— С ним все в порядке, — рассмеялась Синтия. — Он сам устал от этих сцен ревности. Сейчас он делает неплохую карьеру и завел себе новую подружку.
— И где теперь служит этот счастливый психопат?
— В школе рейнджеров в Беннинге.
— Это немного успокаивает.
— Он понятия не имеет, где я сейчас нахожусь. Тебя это волнует?
— Нет. Мне просто нужно кое в чем разобраться. Осмыслить свое прошлое, настоящее и будущее.
— Разве мы не можем быть просто друзьями?
— Можем. Я только спрошу у полковника Мура, где его оскопили.
— Ты такой примитивный. Нет, довольно с меня ревнивых сумасшедших!
— Давай вернемся к этому разговору завтра или через неделю.
— Договорились.
Спустя минуту я спросил:
— Ты с кем-нибудь еще встречаешься?
— Разве уже прошла неделя?
— Я просто не хочу, чтобы меня застрелили. Так у тебя есть кто-нибудь?
— Нет, никого у меня нет.
— Замечательно. Значит, меня не застрелят.
— Пол, заткнись наконец, или я сама тебя застрелю. Ты меня уже достал.
— Только не стреляй!
— Прекрати! — рассмеялась она.
Примерно с милю мы ехали молча, потом я произнес:
— Притормози здесь и выруби свет и мотор.
Небо было освещено ясным лунным светом, заметно похолодало, но это было даже приятно. Такие ночи созданы для романтических прогулок под крики ночных птиц и шелест сосен.
— Я очень скучал без тебя, — сказал я.
— Я знаю. Я тоже, — ответила она.
— В таком случае почему мы не вместе? — спросил я.
— Может быть, мы сами все испортили, — пожала она плечами. — Я хотела, чтобы ты… Впрочем, все это уже в прошлом.
— Так что же ты от меня ждала?
— Я хотела, чтобы ты увез меня тогда от него.
— Синтия, я так не могу. Ты приняла решение, а я уважаю чужие решения.
— Боже мой, Пол, ты ведь такой проницательный сыщик, верно? Ты способен вычислить убийцу, читать его мысли на расстоянии, угадывать по глазам, когда тебе врут. Но ты не разобрался в самом себе, а уж в женщинах и подавно.
Я застыл на месте, понимая, что она права, чувствуя себя полнейшим идиотом, не в силах выразить словами обуревавшие меня эмоции. Я хотел бы сказать ей: «Синтия, я люблю тебя, я всегда тебя любил. Давай убежим вместе». Но не мог произнести это вслух. И вместо этого я сказал:
— Я понимаю, что́ ты имеешь в виду, я согласен с тобой, я пытаюсь что-то с собой сделать. Мы что-нибудь придумаем вместе.
— Пол, бедняжка, — сжала она мне руку. — Я тебя расстроила?
— Да.
— Тебе тяжело сейчас?
— Немного легче.
— Я заметила некоторое улучшение после Брюсселя. Ты изменился.
— Я стараюсь.
— Ты испытываешь мое терпение.