– Они боятся тебя?
– Страх слуге только на пользу.
– Они тебя любят?
– Я не из тех, кого легко полюбить. Мои слуги довольны – они не рабы и могут уйти от меня, когда пожелают.
От вина Сигурни отказалась, и он налил ей воды в стеклянную чашу. Они поели в молчании и перешли к очагу.
– А ты сама не боишься? – спросил он, когда они опустились на ковер перед жарким огнем.
– Чего?
– Жизни. Смерти. Меня.
– Почему я должна тебя бояться?
– А почему бы и нет? В прошлом году, когда мы впервые встретились, я был для тебя чужим. Да еще и черный. Не страшно разве? – Асмидир выпучил глаза и оскалил зубы.
– Ты не страшный, хотя и опасный, – засмеялась Сигурни.
– Ты видишь какую-то разницу между опасным и страшным?
– Конечно. – Она склонила голову набок. – Опасные мужчины мне нравятся.
– Ты неисправима, – покачал головой Асмидир. – С виду ангел, а мысли, как у блудницы. Прелестное сочетание, не спорю – для тех, кого манит жизнь куртизанки или обычной шлюхи. Ты этого хочешь для себя?
Сигурни нарочито зевнула и плавным движением поднялась на ноги.
– Мне пора домой.
– Ты обиделась на меня.
– Вовсе нет. Просто не ждала от тебя таких слов.
– Ты должна быть готова, Сигурни. Приближаются смутные времена. Грядет вождь, потомок королевского рода. Тебя, возможно, призовут на помощь ему, ведь и ты происходишь от Гандарина. Люди пойдут за ангелом, за святым, за деспотом, за злодеем, но шлюха способна привести их только в постель.
– Такое поучение я могу принять от священника, – гневно вспыхнула девушка, – но никак не от человека, который резвился со мной всю весну и все лето, а теперь меня же хочет унизить. Я не молочница и не трактирная девка. Я Сигурни-Горянка и знаю что делаю. Я не стыжусь признаться, что пользовалась тобой ради удовольствия. Ты хороший любовник, сочетающий в себе силу и утонченность. Я пользовалась тобой, а ты мною. Мы квиты, и ни один из нас не стал от этого хуже. Как же ты смеешь меня срамить?
– Срамить? Неужели ты услышала в моих словах только это? Я предостерегаю тебя, как обожаемое мной существо. Тело твое и дух равно дороги мне. Могу даже сказать, что влюблен в тебя, насколько я способен влюбиться, но не это побудило меня так говорить с тобой.
– Мне все равно, – бросила она. – До свидания.
Сигурни прошла мимо большого медведя. Слуга распахнул перед ней двери, и она спустилась во двор. Леди сразу же прибежала к ней. Другой слуга, стройный юноша, держал на руке покрытую колпачком Эбби. Сигурни натянула кожаную перчатку.
– Ты ждал меня? – спросила она. Юноша кивнул. – С какой стати? Я никогда еще не уходила отсюда так скоро.
– Хозяин сказал, что нынче вы задерживаться не станете.
Сигурни развязала путы на ногах Эбби, сняла с нее колпачок. Птица, оглядевшись, перескочила к ней на кулак.
– Ха! – крикнула девушка, вскинув руку. Ястребиха поднялась в воздух и полетела на юг.
– Как твое имя? – Сигурни невольно заметила, какая гладкая у юноши кожа, как переливаются мускулы под голубым шелком его рубашки. Но он, не ответив, удалился.
В раздражении она перешла через шаткий подъемный мост, углубилась в лес. Гнев и обида переполняли ее. Это она-то блудница? Что же тогда сказать о лесничем Фелле, который ни одной юбки в округе мимо не пропустил? Между тем его никто и словом не упрекнул. "Молодчага Фелл", говорят все. Олухи!
Асмидир задел ее за живое. Она думала, что он умнее других, а он оказался таким же, как все мужчины. И на сладкое падок, и мораль любит читать.
Эбби парила в вышине, Леди бежала рядом, вынюхивая зайцев. Сигурни заставила себя не думать о темнокожем владельце замка и шла, пока не увидела внизу свою хижину. Свет, горевший в окошке, рассердил ее заново – в этот вечер ей хотелось побыть одной. Если это дуралей Бернт, она его выбранит так, что надолго запомнится.
Во дворе она свистнула Эбби, и та слетела ей на перчатку. Девушка покормила птицу, сняла охотничьи путы, посадила ее на шесток, привязала и пошла к дому. Леди лежала около двери, опустив голову на лапы.
В хижине у очага устроился Фелл – он сидел с закрытыми глазами, протянув к огню свои длинные ноги. При виде его Сигурни испытала мимолетное возбуждение и разгневалась на себя за это. Он был в точности такой, как в тот их последний день: блестящие черные волосы схвачены кожаной повязкой, бородка словно мягкий звериный мех.
Сигурни перевела дух, чтобы успокоиться.
– Что тебе здесь надо, козлище? И тут она увидела кровь.
Его окружали волки с оскаленными клыками – вот-вот набросятся и разорвут. Еще миг, и один зверь прыгнул. Фелл схватил его за горло, швырнул в середину стаи. Руки-ноги точно свинцом налились. Казалось, что он бредет по колено в воде. Волки растаяли, словно дым, и превратились в высоченных свирепых воинов с острыми бронзовыми ножами. Они медленно наступали на Фелла, который не мог поднять оцепеневших рук. Первый нож лизнул плечо огненным языком…
Он открыл глаза. Сигурни, стоя рядом на коленях, пришивала на место лоскут оторванной кожи. Фелла мутило.
– Лежи смирно, – велела она, и он подчинился. – Похоже, тебя угостили мечом, – сказала она, перекусив нитку.
– Нет, длинным ножом. – Он испустил долгий, прерывистый вздох и помолчал, прислоняясь затылком к мягкому, обтянутому шкурой подголовнику. На бревенчатой стене перед ним висело оружие – широкий меч с лезвием в виде листа, роговой лук, колчан с черными стрелами, разнообразные кинжалы и шлем – верх и боковые щитки из черного железа, носовая стрелка и козырек из полированной меди. Все начищенное до блеска, без единого пятнышка ржавчины.
– Ты содержишь отцовское оружие в наилучшем порядке, – сказал он.
– Так учил меня Гвалч. Кто тебя ранил?
– Имен мы друг другу не называли. Их было двое. Они ограбили пилигрима на Нижней дороге, и я шел по их следу до Мас-Гриффа.
– А теперь они где?
– Да там и остались. Я вернул пилигриму деньги и доложил страже, как было дело. Ублюдки! – потемнел лесничий. – Даже не трудятся скрыть свое разочарование. Думаю, мне недолго осталось гулять. Они будут рады ухватиться за любой повод.
– Ты потерял много крови. Сейчас приготовлю тебе бульон.
Он не сводил с нее глаз, любуясь колыханием ее бедер.
– Какая ты красивая, Сигурни. Никогда прежде таких женщин не видел.
– Так смотри же и оплакивай то, что ты потерял, – сказала она и ушла в заднюю комнату.
– Аминь, – прошептал он, вспоминая, как они расставались два года назад. Сигурни стояла прямая, высокая, гордая… сама гордость. Фелл тогда отправился через долины в Силфаллен и уплатил выкуп за Гвендолин. Та во всем уступала его среброволосой любви, зато могла рожать, а мужчине нужны сыновья. Десять месяцев спустя она умерла в родах, ребенок погиб вместе с ней.
Фелл похоронил их на месте упокоения Лоды, на западном склоне Хай-Друина.
– Согни руку и опять разогни, – приказала, вернувшись, Сигурни.
Он повиновался и сморщился.
– Больно.
– Это хорошо. Приятно видеть, как ты страдаешь.
– Я сына схоронил, женщина. Я знаю, что такое страдание, и никому из друзей такого не пожелаю.
– Я тоже, но ты мне не друг.
– Ты что-то не в духе. Порвала со своим черномазым, да?
– Ты, никак, шпионил за мной? – Она не отрицала, что черный – ее любовник, и Фелл злился на нее за это.
– Это мое ремесло, Сигурни. Я слежу за всем, что делается в лесу. Я видел, как ты зашла в замок, и видел, как ты уходила. И как ты только можешь спать с этаким чудищем?
Она засмеялась, усугубив его гнев.
– Как мужчина он лучше тебя, Фелл. Во всех отношениях.
Ему хотелось ударить ее, стереть улыбку с ее лица, но тошнота подкатила к самому горлу. Со стоном поднявшись, он дотащился до двери, упал на землю, и его вырвало. Он лежал весь в холодном поту, слабый, как новорожденный теленок. Сигурни подошла, закинула его руку себе на плечо, сказала беззлобно: