Братья Амалиоры, собрав молодых людей, вдруг предложили открыть им “забавную тайну”. Они, не забыв пригласить еще нескольких взрослых мужчин, в чьих словах бы никто не посмел усомниться, свели всю компанию в некий трактир, где в одной комнатенке застали девицу и Стентона.
Стентон не то перепил, не то спал. А девица при всех подтвердила, что это её частый гость, “Хотя толку с него и немного,” — сказала она.
Мы узнали про эту историю, так как Амалиора сама написала записки всем девушкам, зная: другие нам ничего не расскажут.
Сначала никто не поверил, но Стентон на бал не пришел, а родители прямо сказали своим дочерям, чтобы те позабыли о нём.
-4-
Ров, услышав об этой истории, сразу замкнулась. Она не пыталась узнать, где здесь правда, где ложь. Она просто сказала, что хочет уехать в поместье. Меня удивило такое решение.
Я поначалу тоже была ошарашена. Память невольно вернула меня к той картине в конюшне, которую я наблюдала помимо желания, вызвав чувство брезгливости. Мне было трудно представить, что Стентон способен вот так, неизвестно с кем, бог знает где... Слишком уж не вязался тот образ, который я долго хранила в своем сердце, с гнусной картинкой! В душе шевельнулось сомнение.
— Ров, я не верю тому, что о нём говорят, — наконец откровенно призналась я. — Может, зайдем к нему, и сами спросим, почему он исчез?
В глазах Ров мелькнул ужас.
— К нему?! Разве можно?
Но страх показался мне глупым.
— Ведь мы, когда жили в поместье, не раз навещали своих друзей-юношей. Помнишь? Тогда почему же здесь, в городе, нам нельзя так поступить?
Но Ровена как будто не слышала то, что я ей говорила.
— Сейчас? После этой истории?
— Ты там была? — вдруг вспылила я. — Видела? Так почему ты поверила тем, кто его обвинил, не спросив у него самого?
— Может, ты и права, но Эльвина мне вряд ли позволит поехать, — печально ответила Ров, опуская глаза. (Ров всегда была очень послушной.)
— Ты боишься Эльвину? — спросила я.
— Нет. Но я и не хочу доставлять неприятности тем, кто в ответе за нас, — покраснев, отвечала она, и я вдруг уловила какую-то еле заметную фальшь. — И потом, что скажет твой опекун?
Было ясно, что Ров верит сплетне.
— Как хочешь, — сказала я ей на прощание.
Будь рядом кто-то из старших, он мне запретил бы идти одной к Стентону в дом. Но Эльвина, устав от “нелепых капризов дикарки”, тревожилась только за Ров, я могла поступать, как хочу.
-5-
Найти Стентона было труднее, чем я полагала. Я думала, что он живёт в своем собственном доме, однако слуга из дворца управителя, что разносил приглашения, мне объяснил, что “изгнанник” живёт у одной вдовы.
— Те, за кого платят из городской казны, селятся в розовом домике с садом, — сказал он.
Я не поняла ничего, но пошла с провожатым, которого он мне нашёл.
— Я не думал, что снова увижу тебя, — сказал Стентон. — Ты очень рискуешь, придя сюда.
— Чем? — удивленно спросила я.
— Трудно поверить, что ты ничего не слыхала, — сарказм его слов удивил, я отчетливо слышала горечь и злость в тоне Стентона. — Да, они все просчитали... Они понимали, что делали!
— Братья Амалиоры? — спросила я.
— Да. Мне теперь остаётся одно: навсегда позабыть про Гокстед и уехать в поместье, — сказал Стентон, словно не видя меня.
— Почему?
Поначалу он мне не хотел ничего объяснять, но потом рассказал то, о чем я не знала.
Дед Стентона был старым другом Инджильда, хотя и совсем небогатым. Никто не знал, где дед Стентона брал деньги, чтобы жить в Гокстеде.
— После его смерти чуть не пришлось возвратиться в поместье. Вернее, в одну деревеньку, где груда камней называлась господским жилищем, а двадцать крестьянских дворов — плодородной землей, приносящей “огромный” доход, — с горьковатой усмешкой сказал Стентон.
Но при жизни деда юноша смог заручиться поддержкой наместника. Как оказалось, я была не единственной, кому помог опекун. Он пожелал, чтобы Стентон остался в Гокстеде. Наместник, учтя “ряд заслуг его предков”, назначил Стентону “милость” — особую выплату денег из городской казны. Денег хватало, чтобы жить в этом доме и часто бывать при дворе, пока юноша сам не устроит свою жизнь.
— Нас трое, трое тех, кто живет этой “милостью”: я, моя мать и кузина Флоранс, — почти гневно сказал он, и было заметно, что Стентон стыдится того, в чем сейчас признаётся, однако не может молчать.