—“Страх”... И “страсть” — производные от одного корня, — вспомнился голос Наставника.
Все то, чему он учил, ожило в моей памяти. Я понял: женщина — враг, она хочет меня погубить, забрать Силу, которая мне так нужна, чтобы выжить к концу Испытания. Я подобрался и гневно взглянул на нее.
Когда женщина мне протянула блестящую чашу с каким-то тягучим напитком, я попросту выбил ее. Глядя, как эти желтые капле ползут по стене, я старался не думать о той, что стоит со мной рядом, хотя одуряющий запах трав, что исходил от нее, прямо бил в ноздри.
Словно поняв, что творится со мной, незнакомка коснулась рукой моего плеча, и я отпрянул.
— Уйди!
Почему-то я думал, что женщина что-нибудь скажет в ответ, но она только молча приблизилась и обняла. Эта ласка ожгла огнем. Если бы я не знал Лею, я мог бы не совладать с собой. Но краткий срок, проведенный с ней рядом, меня приучил контролировать чувственность.
— Нет... Не хочу... Она мне и не нравится! Кожа ее слишком темная, а взгляд безумный... Вообще не хочу ее видеть... — внушал я себе, безуспешно стараясь разжать руки женщины. — Я хочу быть только с Леей. Она обещала мне... Лея будет моей первой Жрицей...
Я даже не понял, когда успокоился и перестал дрожать. Искус исчез, уступив место вере, что я вправе сам выбирать, как вести себя с ней. Незнакомка, как будто почувствовав это, ушла в дальний угол, и что-то проделала, после чего обернулась ко мне. У нее в руках снова была чаша, полная странным вином.
— Я сказал же, что я не хочу!
Не спуская с меня глаз, она отпила сама... Что-то в ней вдруг изменилось. Исчезла томная плавность движений, стало быстрее дыхание, взгляд запылал огнем... Я и не понял, как женщина вновь оказалась со мной рядом. Она уже не ждала, она знала, чего хочет. Она вела себя так, как положено той, кто стремится тебя погубить.
— Убирайся! Пошла вон! Уйди!— закричал я, стараясь ее оторвать от себя, понимая, что долго не выдержу этот напор. — Уходи! Я тебе не позволю забрать мою жизнь! Убирайся! Пошла!
Она словно не слышала, и я ударил ее. Незнакомка отпрянула, а я почувствовал, что нашел выход. Пощечина вдруг пробудила в душе небывалый восторг. Я теперь знал, что делать...
— Дрянь! Ведьма! — твердил я, хлеща по лицу эту женщину.
Каждый удар добавлял мне решимости. Я ощущал свою власть над другим существом, я впервые мог сам решать, как обойтись с ним...
Должно быть, у дальней стены была дверь. Я не видел ее, но пришедшая знала, куда скрыться. Я лишь на миг отступил, а когда шагнул к женщине, то натолкнулся на камень.
— Ушла... — отрешенно подумал я. — Скрылась... Победа за мной!
Теперь я был спокоен и очень уверен в себе. Непонятная дрема, обьявшая тело, пока я лежал в саркофаге, исчезла, и я жаждал схватки за Силу. Неважно, что жертвою должен был стать тот, с кем я вместе рос!
Дверь открылась. За ней был ход, и я вступил в лабиринт. Блокировка не позволяла понять, близко ли Наделенные Силой, за каждым углом ожидала победа! А может, и смерть...
-3-
Этот длинный нескладный мальчишка меня испугал. Он был мне не знаком. Этот странный подросток стоял, ожидая невесть чего. В нем была Сила, но он не знал, как с нею быть. Он смотрел так испуганно, что мне вдруг стало неловко. Одно дело — взять жизнь, спасая свою, и другое: вот так, просто, выпить энергию мальчика, что подвернулся случайно.
Возможно, столкнись мы еще до того, как я лег в саркофаг, я не стал бы его трогать, сделав вид, что не заметил. Однако смущение быстро исчезло, я почувствовал странный азарт. Мне понравилось, что он в моей власти, как и та женщина... Что мне решать, как с ним быть... И вообще, оставлять его было опасно! Лабиринт не случайно подставил его...
Прочитав, что я думаю, мальчик прижался к стене.
— Нет, не трогай меня!
В этом жалком призыве был страх. Упоение собственной Силой наполнило сердце. Мне вдруг захотелось чуть-чуть поиграть с ним, проверить, что он может сделать, и я шагнул к мальчику...
Шорох отвлек. Он заставил меня обернуться. В проходе, почти за спиной, появился еще один юноша. Он тоже был незнаком мне, хотя и держался намного уверенней первого.
Юноши были совсем не похожи. Запуганный взгляд, совершенно обритый затылок, сутулые плечи, неловкость, с которой держал себя первый из них, выдавали гомункула, “пищу” для избранных.