Золотой свет трех колб согревал душу... Глядя на сеть, я любовно ухаживал за новой Жизнью, которую создал. Боясь потерять ее, я каждый день два-три раза читал заклинание. Я знал, что трачу энергию и начинаю слабеть, но не думал об этом, хотя сомневался, что ряд упражнений вернет мне ее.
Забирать силы женщин я больше не мог. Этот способ набора был временным. Ведь, повернув время вспять, я был должен отречься не только от плотских контактов, но даже от мыслей об этом особом источнике жизненной мощи. Желание, как и конкретный сброс семени, сразу пробили бы кокон энергии, выпустив Силу из тела, разрушив меня, уничтожив, сгубив.
Когда три сердца стали стучать, возвещая, что дети-гомункулы живы, я был счастлив. После того, как я смог различить их тела, я уверовал, что победил... К дню рождения первых детей мои слуги уже отыскали кормилиц, которые были должны взрастить этих детей до того, как я их заберу к себе. (Я не хотел нянчить глупых младенцев, чей разум еще не проснулся.) И все же, когда их забрали, я вдруг ощутил пуститу. Чтобы скрасить свою жизнь, я начал опять заниматься, пытаясь вернуть себе Силу, которую я отдал, чтобы взрастить трех гомункулов. Только поняв, что вернул себе то, что утратил, я вновь привел колбы в порядок и выправил сеть... Но идти на дорогу еще до того, как узнаю, кого породил, не хотелось. Я должен был знать, чем младенцы из колб превосходят обычных людей...
-5-
-— Будет лучше их просто убить, — доложили мне. — Это не люди и не животные. Они боятся всего. Невозможно чему-нибудь их обучить, кроме самых простых вещей.
Я, не поверив, велел мне доставить гомункулов. И, убедившись, что все так и есть, я решил их оставить в пещере. (Мне было их жаль убивать, потому что я слишком уж много потратил на них, и они были самыми первыми в длинной цепочке подобных детей.) Эти чучела стали прислуживать мне: убираться, готовить, стирать. Я, смирившись с открытием, даже доволен был слугами. Они вообще не могли говорить, не пытались со мной спорить и бунтовать, не мешали работать.
Я вновь поймал женщину, вывел еще трех существ... Они были такими же, как предыдущие! Пять или шесть поколений трусливых гомункулов... Я начал их ненавидеть!
— Зачем тратить Силу на этих кретинов! — не раз приходило на ум.
Я уже не стремился беречь и лелеять зародыши, я оставлял их почти без присмотра, но колбы упорно рождали трусливых уродцев, не годных почти ни на что!
Я не знал, когда понял: их страх — отражение ужаса женщин, из клеток которых я и создаю существа! Это паника, страх неизвестного и нестерпимая боль (Я их не убивал, извлекая из тел все то, что было нужно для опыта) и порождали структуру рассудка созданий, где ужас “съедал” все обычные чувства. Открытие обескуражило.
— Может, я брал не тех женщин? Крестьянкам вообще не понять, что им выпала честь породить новый клан сверхсуществ! Лучше выбрать кого-то из секты, — решил я, готовясь прибегнуть к одной из попыток.
Подумав, я отдал приказ прийти в Скалы одной из ведьм. Эта красивая женщина мне показалась вполне подходящей. Я точно не помнил, была она внучкой, а может, и правнучкой первых детей, приведенных ко мне в Скалы. (Я потерял счет годам, они мало меня волновали.) В ней не было Силы для боя, однако уже было нечто опасное. Она могла менять жизнь, создавать приворотные зелья, слать порчу, устраивать бури... Короче, владела стандартным запасом тех навыков, что полагались колдунье по мнению многих людей. Я не знаю, как так получилось, но дети и внуки, и правнуки тех девяти, кого я обучил, обретали все больше могущества над тонким планом, не обладая зачатками Силы.
И я объяснил этой ведьме, какая ей выпала честь. Но она оказалась ничтожеством, ей не хотелось страдать за идею. Пришлось ее просто скрутить, как и всех остальных.
Привязав ее к креслу, я понял, что все-таки я не ошибся. Она не дрожала, не плакала и не молила о жалости. Как и Вирата, она проклинала меня. Я физически чувствовал мощный поток ее гнева и боли, но это мне нравилось. Ее атака не пробивала Защиту и не могла мне ничем повредить.
— Она вряд ли родит трусов! — думал я, вновь наполняя мои драгоценные колбы. — Цепочка убожеств прервется, дав место достойным созданиям, преданным мне.
Ведьма все же меня провела! Ни один из гомункулов не смог дожить до трех лет. Мне пришлось умертвить их. Агрессия ведьмы вошла в них еще до рождения. Эти младенцы, еще не имея зубов, уже ранили в кровь грудь кормилиц. Мне их возвратили еще до того, как они научились ходить. Их боялись не только обычные люди! Мой клан колдунов не мог вынести этих детей. И я сам понял, что должен их уничтожить еще до того, как они подрастут. Они были смертельно опасны!