Оно всегда было где-то внутри, но я мог удержать это с помощью разума. Даже в лесу, когда я поднял камень, оно было сковано, а теперь вдруг пробудилось. Подчас мне казалось, что Сила была мощным блоком меж миром и странным туманом, живущим во мне. Ты вытягивал Силу, желая меня обучить менять жизнь, и “туман” поднимался, будя в душе зверя.
Похоже, ты знал про него. Это и помогало тебе усмирять меня. Твои уроки общения с Силой ничем не могли мне помочь, я все меньше умел совладать с собой.
Глава 2.
-1-
Ты меня отослал в Гокстед, чтобы я там вошел в общество и научился жить среди обычных людей. Поначалу я думал, что я не смогу. Прежний опыт учил, что ровесники просто отвергнут меня. Но я помнил: крестьянка терпела меня в своем доме за золото!
И, когда мой опекун в первый раз меня ввел в дом Наместника, где было много мальчишек, я вынул большой кошелек, данный им мне, и высыпал деньги на стол.
— Кто поможет мне с толком потратить их? — громко спросил я, хотя страх сжимал горло.
Мой опекун говорил, что в Гокстеде за золото можно купить все, однако в тот миг я не слишком-то верил ему. Когда старший из мальчиков поднял одну из монет, я подумал, что он сейчас бросит ее мне в лицо. Но мальчишка с улыбкой сказал остальным:
— Что, поможем освоиться в Гокстеде нашему другу?
Я не был наивен, я знал, что не нравлюсь подросткам. Я видел, что их влечет мой кошелек, но я принял условия этой игры.
— Тот, кто платит, всегда прав!
Потом я не раз убеждался, что деньги дают небывалую власть над людскими телами и душами. Я постарался извлечь все, что мог, из общения с этой развязной компанией, и понять, как живут люди в Гокстеде.
Меня не любили, однако искали моей дружбы. Я поначалу был горд, потом стал уставать от фальшивых улыбок. Я выучил каждую мысль своих “верных дружков”, знал, за сколько могу купить место в паршивом кружке лизоблюдов...
-2-
Не знаю, зачем я стянул эту яркую книжку. Одной из монет в кошельке мне хватило бы, чтобы скупить все, что было на желтом лотке у торговца. Потом, размышляя над этим поступком, я понял, что просто хотел посмотреть, как себя поведут прихлебатели.
Кража в Гокстеде считалась позорным поступком. Посмей хоть один из них высказать вслух свой протест, и я смог бы поверить, что в мире осталось хоть что-то, чего не продашь и не купишь. Но громкий восторженный хор голосов, прославлявших мою небывалую ловкость, опять подтвердил, что мораль, честь и совесть — пустые слова. Нет такого закона, который нельзя обойти, нет того, кто осудит поступок.
“Без денег ты лишь звероящер, подменыш. С деньгами — кумир, чьи поступки достойны восторга!” — со злостью подумал я.
— Лайцерф вас всех побери! — крикнул я своим спутникам. — Все убирайтесь! К Лайцерфу!
Мальчишки ушли. Я знал, что они вскоре вернутся, сочтя оскорбление слишком ничтожным.
Оставшись один, я заметил, что книжка еще у меня. Оглянувшись вокруг, я уже собирался ее незаметно засунуть в одну из куч мусора, но не рискнул. Я принес ее в дом и лишь там рассмотрел, что украл. Золоченые буквы гласили: “Монстр и Херувимчик. История редкой любви.” Я открыл книжку и стал читать. И сюжет, и манера письма были мало похожи на тексты магических свитков.
Старинная сказка о страшном чудовище, ставшем потом принцем, перевернула мне душу. Она показалась пророческой. В тот вечер я словно бы прожил жизнь Монстра, поверив, что все-таки буду счастливым. Уже засыпая, я думал, что встречу Ее.
-3-
Я не знал, как общаться с девчонками. Если бы кто-то из них проявлял интерес ко мне, я бы, возможно, чему-нибудь и научился. Но эти создания в шелковых платьях всегда сторонились меня. Я пугал их. Обрывки тех мыслей, которые я перехватывал, не утешали. В них я представал как нахальный и грубый тупица, не знающий правил.
Меня обижали такие догадки. Я, как и другие, хотел бы играть с ними в их Лепестки или Жмурки. (В последнее время меня, как магнитом, тянуло туда, где бывали девчонки.)
Купить право с ними играть я не мог, а вернее, не знал, как. Однажды, отчаявшись, я заказал принести в залу, где были девочки, большой поднос с кучей разных пирожных, однако они не спешили принять угощение. Девочки взяли их только тогда, когда я сочинил благовидный предлог для застолья, сказали: “Спасибо”, — и тут же ушли танцевать.
Меня это задело, и я сделал вид, что не слишком нуждаюсь в их обществе.