У меня не было времени размышлять. Сущность сделала вдох, и я поняла, что следующий язык пламени меня испепелит. Я безмолвно закричала, обращаясь к отцу — настал момент пустить в ход последний козырь.
Придерживая жезл предплечьем левой руки, я направила Истинное Дерево в сторону Трона.
В полночь, при полной луне, в тот день, когда мне исполнился двадцать один год, я прикоснулась концом жезла к Камню.
Реакция началась в левом локте и правой руке — одновременно тягучая и мгновенная, замедленная и быстрая. Она словно прошла сквозь меня. Могучие волны разом изменили мою плоть, мышцы и кости. Воедино слились Дерево, Камень и царственная кровь, доставшаяся мне в наследство от Императора-Феникса. Вся моя слабость сгорела в короткой ослепительной вспышке. И во мне родился вызов — трубный глас, адресованный всем врагам и предателям Империи.
Соскочив с мраморного постамента, я повернулась к своему образу, пышущему огнем и размахивающему могучими крылами и, не обращая внимания на отчаянные вопли Скура, уничтожила его. Затем кинулась к Бродвику, его сосредоточенность быстро обратилась в панику, он распростерся передо мной, а Ветер сразу стих.
Я покинула зал и полная светлой радости и могущества улетела в ночь.
Перед рассветом я вернулась во дворец и приняла клятву верности правителей Трех Королевств. А потом отпустила их вместе с остальными гостями. Слуги позаботились о раненых и похоронили погибших, но я так и не покинула тронный зал. Сидя на Троне в своем человеческом обличье — в то время как спокойная сила Камня вливалась в меня, — я довольно долго разговаривала с магом Райзелем.
Он был поражен моим превращением и еще больше стыдился того, что совершил из-за своих сомнений. Но Райзель был храбрым человеком и не пытался найти оправдания своим ошибкам. Он просто стоял передо мной, как когда-то перед Императором-Фениксом, моим отцом.
— Как такое может случиться, миледи, — хрипло проговорил он, — женщина, не обладающая особой красотой, дает урок смирения человеку, не лишенному мудрости и силы, и он этому рад? Вы стали источником гордости для всей Империи.
Я улыбнулась ему. Мое сердце наконец успокоилось, и радость заставила забыть об ошибках и печалях вчерашнего дня. Если бы трое правителей узнали, как мало зла я им желаю, они бы стали бояться меня еще сильнее. Но для того, чтобы ответить магу и избавить его от чувства вины, я попыталась объяснить ему все.
— Кровь последнего Дракона глубоко впиталась в плоть Императоров. Однако требовалась чрезвычайная концентрация могучих сил, чтобы заставить Дракона пробудиться. Поэтому, когда я появилась на свет, и мой отец увидел, что во мне нет Волшебства, он добыл для тебя ветвь Ясеня. Это помогло бы снова явить миру последнего Дракона в качестве компенсации за злые деяния, которые был вынужден совершить Император-Василиск.
— Ну, это очевидно, — ответил Райзель. Меня порадовало, что его манера разговаривать со мной почти не изменилась. — Но почему Император-Феникс скрыл от меня истинное предназначение жезла?
— По двум причинам. — Теперь мне стала ясна дилемма моего отца. — Во-первых, он не был уверен, что кровь, которую я унаследовала, была достаточно сильна, чтобы Дракон пробудился. Если бы меня постигла неудача, то спасти Империю можно было только ценой твоего предательства. — Маг запротестовал, но я жестом заставила его замолчать. — Император-Феникс верил, что ты, в случае моего провала, сможешь заключить союз и отстоять мир в Империи. И моя жизнь будет сохранена. Именно такими были его надежды. Если я проживу достаточно долго, выйду замуж и у меня родится ребенок, то кровь станет еще сильнее, и мое дитя сделает то, что не удалось мне. Поэтому Император и скрыл от тебя секрет жезла.
— Во-вторых, — продолжала я, — он не хотел, чтобы кровь пробудилась, если я буду не в состоянии сделать это самостоятельно, без чужой помощи. Он мечтал, чтобы я сама прошла испытание. Иначе из меня получился бы плохой Император, и Три Королевства только выиграли бы в случае моего провала или бегства. Он старался вселить в меня надежду, — размышляла я. Странно, сейчас я не испытывала горечи и обиды за то, что отец подверг меня столь жестоким страданиям. Наоборот, я радовалась, что он так поступил, и была ему благодарна.