Джиду от неожиданности моргнул:
— Но на те соглашение было только словесным, госпожа Мара, ведь это — договор между двумя благородными господами.
Веер в ее руке закачался быстрее:
— У тебя нет никаких доказательств? И ты еще смеешь торговаться!
Его плантации были в руках врагов, и Джиду остерегся снова затрагивать вопросы чести.
— Ручаюсь своим словом!
Мара насторожилась. Властитель Тускалоры создал такое положение, когда Маре оставалось лишь назвать его клятвопреступником, а это значило нанести оскорбление, которого не потерпит ни один правитель. Приличия требовали, чтобы властительница Акомы приняла условия соглашения, а отсюда следовало, что в течение ближайших трех месяцев она не получит вообще ничего, а затем — лишь пятую часть долга. Теперь уже она сама стояла перед выбором: согласиться на эти условия или возобновить бесполезную бойню. Веер неподвижно застыл у нее в руке:
— Но ведь оплата долга уже и сейчас запаздывает, господин Джиду, — возразила Мара. — Твой хадонра не сумел вовремя изучить спорное дело, что и завело тебя в этот тупик. Никаких новых задержек не будет, или твои поля запылают снова!
— Что же ты предлагаешь? — вялым тоном спросил Джиду.
Мара положила веер к себе на колено. Она превосходно выбрала момент, чтобы предложить Джиду встречную сделку, пока к нему не вернулась способность соображать здраво:
— Господин Джиду, тебе принадлежит узкая полоска земли между моими пастбищами — северным и южным. Посредине они разделяются руслом пересохшего ручья.
Джиду кивнул:
— Я знаю эти места.
Однажды он уже предлагал отцу Мары купить у него именно этот участок; Седзу отказался: ничего привлекательного для себя он здесь не находил. Берега высохшего ручья, каменистые, с выветрившейся почвой, были еще и слишком крутыми, чтобы затевать на них какие-либо посадки.
На лице властителя Тускалоры появилась некоторая заинтересованность:
— Тебе понадобились те земли, госпожа?
Задумчиво поигрывая веером, она ответила:
— Недавно мы передали верхний луг чо-джайнам. Теперь Джайкен считает, что было бы полезным соединить эти земли с нижними пастбищами хотя бы дощатым мостом. Тогда телята наших нидр смогут пересекать русло, не ломая ног.
Вспомнив, как она нечаянно наткнулась на пометку, сделанную рукой Седзу, в уголке весьма потрепанной карты, Мара едва удержалась от улыбки. Словно оказывая любезность соседу, она прибавила:
— Господин Джиду, я готова считать твой долг уплаченным, если получу вместо денег ту землю и все привилегии, которые с этим связаны. Кроме того, ты поклянешься, что до конца дней своих не будешь предпринимать никаких враждебных действий по отношению в Акоме..
На сморщенном лице хадонры отразилась плохо скрытая тревога, и он что-то прошептал хозяину на ухо. Властитель Тускалоры выслушал его и, елейно улыбаясь, произнес:
— Я согласен, если будет разрешен проезд наших фургонов на Имперский тракт.
Властительница Акомы, грациозно взмахнув веером, улыбнулась ему в ответ:
— Ну разумеется. Твои работники смогут перегонять свои фургоны понизу вдоль русла до Имперского тракта в любое время, когда пожелают.
— Договорились! — Лицо властителя Тускалоры изобразило живейшее удовольствие. — Даю слово! Охотно и с радостью! — Затем, пытаясь освободиться от гнетущего чувства общей натянутости, он низко поклонился. — Воздаю должное твоей мудрости и мужеству, госпожа. Теперь, когда это злополучное противостояние привело к укреплению связей между нашими домами, я могу открыто выразить свое восхищение.
Мара жестом подозвала Папевайо, который помог ей подняться.
— Я приму твою клятву. Пусть принесут ваш семейный меч.
После этих слов снова воцарилась грозовая тишина; ведь Мара на виду у всех требовала вместо обычных заверений самую священную клятву. Но плантации Тускалоры находились в руках воинов Акомы, и властитель Джиду не осмеливался протестовать. Он послал слугу за старинным мечом своих предков, одним из самых древних в Империи, выкованным из драгоценной стали и вложенным в простые деревянные ножны. Под пристальными взглядами Мары и Папевайо властитель Тускалоры взялся за рукоять меча и произнес клятву — свято исполнять свое обещание во имя предков.
Теперь наконец Мара была удовлетворена. Она подала знак своим воинам, и те помогли госпоже снова разместиться в запятнанном кровью паланкине. Уцелевшие носильщики и воины из охраны осторожно подняли носилки на плечи. Когда они уже были готовы тронуться в обратный путь, Мара обернулась к властителю Тускалоры:
— Долг уплачен сполна, Джиду. Я с удовольствием сообщу любому, кто спросит, что властелин Тускалоры — человек чести, без всяких уверток выполняющий свои обязательства. — Затем, не без ехидства, она добавила:
— И неизменно верен данному слову.
Властитель Тускалоры стойко переносил все ее ядовитые намеки. Он недооценил молодую соседку, и эта ошибка дорого ему обошлась. Но, по крайней мере, брешь, пробитая в его чести, не станет достоянием сплетников во всей Империи, и за эту скромную милость он горячо благодарил богов.
Когда отряд Акомы удалился на безопасное расстояние от усадьбы Тускалоры, Мара закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях. Встревоженный Папевайо подошел поближе к носилкам.
— Ты очень рисковала, госпожа. Но победила!
Ответ Мары прозвучал приглушенно:
— Как много доблестных людей погибло!
Папевайо кивнул:
— Зато они умирали как настоящие воины, госпожа! Те, кому выпала честь служить тебе, станут прославлять тебя перед богами! — Он замолчал: ему вдруг показалось, что носилки слегка подрагивают. — Госпожа?..
Уткнувшись лицом в ладони, она заливалась горючими злыми слезами. Папевайо дал ей немного времени, чтобы выплакаться, а потом заметил:
— Если овраг будет затоплен, властителю Тускалоры нелегко будет доставлять товары на рынок.
Мара опустила руки. Слезы еще не высохли у нее на лице, и веки распухли, но в глазах уже светилось лукавое торжество:
— Если Джиду придется делать крюк вокруг оврага для выхода на Имперский тракт, его бобы чокала заплесневеют, прежде чем он доберется до Сулан-Ку. Моему почтенному соседу, властителю Тускалоры, предстоят тяжелые времена, ибо я сильно сомневаюсь, что он сумеет наскрести достаточно денег для уплаты пошлины за переход через мост, который я собираюсь построить для моих нидр.
— Когда Папевайо с любопытством взглянул на свою госпожу, она добавила:
— Ты слышал, как он поклялся, что никогда не поднимет оружие против Акомы? Ну так вот: то ли еще будет! Этот жирный пес станет моим первым вассалом, и я этого добьюсь в течение одного сезона, Вайо! Всего за один сезон!
Командир авангарда Акомы шагал рядом с носилками, вспоминая, какие дела успела совершить эта молодая женщина с тех пор, как они с Кейоком увели ее из храма Лашимы. Да, Джиду из Тускалоры придется преклонить колени перед Марой, иначе пропадет весь его урожай. Таковы были правила Игры, и его госпожа одержала победу. В этом не могло быть сомнений.
Ярко расписанные носилки, стоявшие во дворе поместья Акомы, подтверждали: Барули из Кеотары прибыл и ожидает властительницу. Мара постаралась сдержать раздражение. Она только что отпустила носильщиков и охрану, вернувшись домой после посещения улья чо-джайнов, молодая королева которого подарила ей удивительные бальзамы для исцеления раненого плеча. Но необходимо было наконец лично приветствовать гостя, прежде чем опять рассыпаться в извинениях за очередную «вынужденную» отлучку. Иначе она рисковала оскорбить Кеотару, а ведь вполне можно было предположить, что именно в расчете на такой ход событий властитель Минванаби и подослал в Акому смазливого сынка своего послушного вассала.
У входа в комнату Мары ее поджидала Миса, вооруженная расческой и щеткой; через руку у нее было перекинуто богато расшитое верхнее платье. От яркой пестроты этого наряда у Мары зарябило в глазах. Угадывая во всем направляющую руку вездесущей Накойи, Мара подчинилась ее воле. Слегка насупившись, она безропотно терпела, пока Миса расчесывала ее волосы, укладывала их тугим узлом и закалывала драгоценными шпильками. Парадное платье скреплялось спереди множеством тонких лент, позволявших скрыть белую повязку на плече. Вкус Накойи внушал Маре сильные спасения, но делать было нечего. Коротким кивком она отпустила Мису и проследовала в парадный зал, где ее первая советница развлекала гостя в отсутствие хозяйки.