Таким образом, донжон был окружён тремя почти непреодолимыми линиями обороны, а снаружи, за стенами замка, шумел небольшой городок — из тех, что обычно возникают вокруг подобных твердынь. Здесь уже жили с семьями строители, кузнецы и каменщики, а по воскресным дням местное население съезжалось сюда на торги и возникал рынок.
И вот я целыми днями бродил по замку, все оглядывал, расспрашивал, даже своей заинтересованностью расположил к себе главного строителя Гронвуда, каменщика Саймона. Гронвуд Кастл, объяснял он, будет замком-крепостью, но со всеми удобствами и нововведениями, начиная от каминов с дымоходами и заканчивая отхожими местами с особой системой канализации. Прибавьте к этому роскошь отделки — дубовые панели на стенах, уютные ниши окон, галереи на изящных подпорках, а также богатство обстановки, все эти ковры, инкрустированную мебель, мягкие перины — и вы поймёте, что я почувствовал, оказавшись в Гронвуде. Это был замок моей мечты, замок, за обладание которым я отдал бы полжизни. И принадлежал он выскочке саксу, чей удел — разводить свиней и дышать дымом под тростниковой кровлей.
Я не могу объяснить, что всколыхнулось в моей душе. Гронвуд... Это было как первая любовь, как пожар в крови. И это при том, что внешне я оставался абсолютно спокоен. Даже словно замкнулся в себе. И всё размышлял, отчего мы — я и сакс Эдгар — оказались в столь неравном положении: он господин, я в подчинении. Простая случайность, удача — и вот он зять короля, граф Норфолк и владелец замка, в который я влюбился с первого взгляда. Но удача — вещь изменчивая. Я знавал сеньоров, которые попирали ногами смертных, а умирали в застенках. И дал себе слово, что стану злым роком Эдгара, сделаю всё, чтобы скинуть его.
И ключ к этому — Бэртрада. Именно она извлекла его из грязи и возвысила. Но тут у меня было некое преимущество — я пользовался её доверием, а он нет. Конечно, Бэртрада его жена и вынуждена повиноваться. Но в этом же заключалась и проблема — Бэрт не желала жить в послушании. А после того как она убедилась, что в Гронвуде нет никакой соперницы, её влюблённость в мужа снова пошла на убыль. Я видел, какой раздражённой была графиня после первой их ночи в Гронвуде. Заметил это и Эдгар, глядел на жену словно в недоумении. Вновь меж супругами стали происходить ссоры.
Стремясь во всём поддерживать Бэртраду, изо дня в день я разжигал её недовольство. Как-то Эдгар попросил жену быть немного приветливее с его бастардом Адамом. Однако Бэртраду при виде этого мальчишки передёргивало от отвращения.
— Не хватало ещё, чтоб я утирала сопли этому отродью сарацинки!
— Полегче, Бэрт. Ты должна быть снисходительна к Адаму, по крайней мере при его отце.
— Ты так считаешь?
Кровь Христова! Ну и прелесть же была Бэртрада, когда так спрашивала меня.
Я пояснял:
— Вы с графом Норфолком женаты уже более двух месяцев, спите вместе, и тем не менее ты всё ещё не понесла. А ведь наш саксонский вельможа ждёт не дождётся, что ты нарожаешь ему целый выводок сыновей. Раз уж ты пока не оправдываешь его надежд, то должна быть любезнее с его отпрыском.
Но я-то знал, насколько Бэрт не переносит детей. И от моих слов она так и вспыхивала, жаловалась на свою женскую участь, на приставания супруга, и, уж поверьте мне, ласковой с Адамом её вряд ли можно было назвать.
Однако Эдгар вскоре что-то заподозрил или наконец решил, что наша близость с Бэрт не соответствует её положению, и с этого времени стал предпринимать все для того, чтобы мы виделись с ней как можно реже. Вместе с тем ни мне, ни моим людям не было поручено никакого дела, и это был явный намёк на то, что мы, сорок крепких воинов, по сути, едим свой хлеб даром.