— Вы не желаете узнать, что произошло? — первой не выдержала графиня.
— Я и так знаю, — ответил Эдгар. — Вы велели схватить Хорсу из Фелинга. Но теперь я велю выпустить его, а разногласия с местными саксами улажу сам.
— А если я не позволю освободить этого смутьяна? — выкрикнула графиня.
Эдгар наконец повернулся к ней:
— Не позволите?
Он пожал плечами.
— Тогда вдвойне глупо. Глупо надеяться, что вы сможете помыкать мною, и глупо думать, будто я не пойму, что вы пошли на поводу у тех, кому выгоден разлад между нами. И видит Бог, я даже не ожидал, что такая гордая, разумная женщина, как вы, позволит так управлять собой.
Бэртрада резко встала:
— Никто на меня не влиял. Приказ заточить Хорсу исходил от меня лично.
Какое-то время он смотрел на неё.
— Какое преступное легкомыслие. Пожалуй, нам стоит обсудить всё это наедине.
Именно этого я и опасался. Поэтому, едва он встал и протянул Бэртраде руку, я незаметно тронул её локоть, предупреждая.
Графиня словно и не заметила его жеста и тут же заявила, что у неё нет тайн от рыцарей из её ближайшего окружения. Мои парни одобрительно загудели, а я перехватил на себе цепкий взгляд Эдгара. Но этого сакса не так и просто было вывести из себя. Он лишь сказал, что глупо вести разговор при посторонних, но ежели ей так угодно...
Признаюсь, он верно оценил ситуацию и изложил все, как было. Но Бэртрада недаром жила при дворе и умела находить лазейки там, где их на первый взгляд не было. Когда граф указывал на то, что её проделка чревата восстанием в Норфолке, Бэртрада немедленно возразила — он-де не показал себя верным слугой короля, так как продолжал тайно вести дела с храмовниками, покрывал мятежников и даже помог изгою Гаю де Шамперу. Так поступает своекорыстный смутьян, а не вельможа, преданный государю.
Глаза Эдгара потемнели от гнева.
— Вижу, Бэртрада, ты не теряла времени даром, вызнавая мои дела. Но неужели ты считаешь, что королю захочется ещё разбираться в наших семейных распрях, когда ему хватает и недоразумений в семье Матильды и Анжу?
— Это не просто семейные противоречия. Это измена, которую я раскрыла.
— Что ж, тогда я готов лично ответить перед его величеством. Выслушивать же тебя, когда ты вышла из супружеского повиновения, я не стану. На моей стороне закон, обычаи и Церковь. Я знаю своё право и мог бы принудить тебя повиноваться силой. Может, так и поступлю, но я тебя предупредил. Отныне вся вина за наш разлад ляжет только на тебя. Прощай!
При последних словах в голосе графа зазвучал металл. Он отвернулся от Бэртрады и направился к выходу, ни на кого не обращая внимания. Здесь он был у себя дома... и, думая так, жестоко ошибался. Ибо Гронвуд уже принадлежал нам.
Я подал знак рыцарям у двери, и они скрестили копья перед лицом Эдгара, не давая ему пройти.
Он поворачивался к нам медленно. Так медленно, что я и ещё несколько моих человек успели догнать его. Он через плечо глянул на нас, его глаза недобро сузились.
Я выступил вперёд.
— Вы, граф, сглупили, явившись сюда в одиночку, — я положил ладонь на рукоять меча. — Отныне вы наш пленник.
Наверное, в моей улыбке был открытый вызов, и именно ко мне обратился Эдгар, когда спрашивал, понимаем ли мы, что делаем.
— Вы сами это понимаете, сэр. Только что вы открыто угрожали нашей госпоже, а мы её охранники.
— Леди Бэртрада — моя жена. Я волен поступать с ней так, как пожелаю. Во всём христианском мире ни один человек не осудит супруга, пожелавшего наказать строптивую жену.
Я почти не слушал его. Я был напряжён, понимая, что имею дело с искусным воином, воином-крестоностцем. И я уловил момент, когда его рука легла на кинжал. Обычно он носил у пояса три остро отточенных кинжала, и я знал — упусти мы момент, и трое из нас узнают, каково у них остриё. А у графа был ещё и меч, которым он владел с редким мастерством. Однако всего его хвалёного умения оказалось недостаточно, когда я выхватил своё оружие и направил остриём к его горлу. Я был первым — он не успел. И когда мои люди вокруг с сухим металлическим лязгом повыхватывали мечи, граф Норфолкский оказался в наших руках.