— Он всегда идёт навстречу моим желаниям. Знаешь, Отил, я так счастлива с ним, я ранее не знала, что в мире есть такое счастье. Ибо с той минуты, как увидела Эдгара, я отдала ему и сердце, и душу. И если бы Господь свёл нас ранее...
— Лучше вместо того, чтобы поучать Всевышнего, ты бы подумала о том, что несёт в себе ваше сожительство.
Странной дело — прежде именно Гита была более рассудительной из нас двоих, тогда как я жила в мире грёз и видений. Но сейчас вдруг я почувствовала себя гораздо старше и мудрее. Поэтому, когда я заговорила, мой голос звучал спокойно. Хотя неприятно говорить подруге такое, я рассказала, какие слухи ходят о ней, как о шлюхе шерифа, как она губит себя, своё доброе имя тем, что не венчанной живёт в доме Эдгара, спит с ним. Она называет это любовью, однако это порочащая любовь, удобная только для Эдгара, ибо мужчину не судят строго и вся вина за грех ложится только на женщину.
— Помнишь, Гита, ты читала мне из Овидия, что влюблённых ждут бури, горе и изнурение? Со слов поэта всё это выглядело прекрасно. Но в жизни... Сейчас тебе хорошо с Эдгаром, но разве ты забыла о том, как соблазняет нас царь зла? Он расставляет на нашем пути ловушки именно там, где мы слабее всего. А слабость — это когда мы принимаем лишь то, что приятно, забывая о долге. И я заклинаю тебя, если в тебе есть страх Божий, уйди от своего любовника!
Гита глядела на огонёк свечи и молчала. Я даже не могла понять, слушает ли она меня, таким отрешённым был её взгляд. А я думала, где мне найти такие слова, чтобы вывести её из ослепления греховной страсти, объяснить всю глубину бездны, в какую её несёт.
И тогда я заговорила о том, что, как я знала, для Гиты всегда оставалось важным — о чести её рода. Любовь, сказала я, делает человека безрассудным, но, даже совершая безрассудство, он должен помнить о своей гордости. Хотя бы для того, чтобы не пасть в глазах своего избранника.
— Твоё гордое имя досталось тебе от великого предка незапятнанным и окружённым славой, и, что бы ты ни делала, ты не должна оступаться. А сейчас любые грязные уста могут бросить вслед внучке Хэрварда Вейка «шлюха!».
Гита вздрогнула и закрыла лицо ладонями. Потом гневно взглянула на меня.
— Никто не посмеет называть меня так! Пока я с Эдгаром...
— Не обманывай себя, Гита. Эдгар не сможет закрыть рты всем в Норфолке. Конечно, он богат и могуществен, он старается оберегать тебя, но скоро приедет та, которая имеет на него законное право, — дочь короля. Неужели ты считаешь, что и перед ней Эдгар защитит тебя? Неужели он предпочтёт ссору с ней и её отцом-королём, лишь бы сохранить твои ласки и нежность? Всем известно, как высоко поднялся крестоносец Эдгар, люди громогласно говорят, что ему открыт путь к графскому титулу. И если ты окажешься помехой на пути к его восхождению... Захочет ли он лишиться всего этого ради податливой саксонской девушки?
Она слушала меня, и её лицо стало тоскливым, как осенние сумерки. Когда же она заговорила, голос звучал хрипло:
— Никто не смеет говорить мне подобное. Но, боюсь, ты недалёка от истины, Отил. Кинувшись в объятия Эдгара, я заставила себя забыть о многом. И вот появляешься ты. Даже не знаю, откуда в тебе такое прозрение — в тебе, тихой монастырской девочке. Может, это знамение свыше? Помнишь, как ты чувствовала, что я более не вернусь в Святую Хильду? Что ты предречёшь мне сейчас?
Я её не понимала. Ответила, что сказала уже достаточно.
Гита кивнула. Потом глаза её сверкнули.
— Однако я готова бороться за себя, Отил. И знаешь, на что я надеюсь? Что даёт мне силы выносить моё — что уж там говорить — позорное положение? Это любовь Эдгара. Я не могу это пояснить, но ни в чём я не уверена так, как в том, что он меня любит. И это даёт мне силы... Знаешь, Отил, есть старая английская поговорка: «Можешь взять — бери!» И я хочу попробовать отнять Эдгара Армстронга у Бэртрады Нормандской.
Я даже уронила шаль, в которую куталась. Пока поднимала её, смогла справиться со смятением. Заговорила спокойно:
— Я верю в чудеса, Гита. Усомниться в них — значит поставить под сомнение само Писание. Однако во что я никогда не поверю, — это в возможность задуманного тобой.
Но она вдруг рассмеялась шальным безнадёжным смехом.
— А я-то надеялась, что ты благословишь меня. Ведь как иначе я смогу вернуть доброе имя, кроме как обвенчавшись со своим любовником?
— Ты можешь вернуть все — мир, покой души и надежду на вечное спасение, если покинешь его и... и если вернёшься обратно в обитель. Стены Святой Хильды оградят тебя от мира... от злословия. А Эдгар Армстронг никогда не нарушит клятву, данную перед алтарём в присутствии короля и двора. Хотя бы для того, чтобы сохранить свою честь, раз уж он отнял у тебя твою.