Вечером, усталая, я поднялась на галерею подышать воздухом. Эта галерея была последним нововведением Эдгара в Нориджском замке и имела весьма привлекательный, даже элегантный вид: полукруглые аркады, сдвоенные колонны с каменной резьбой в виде спиралей. Она опоясывала фасад замка перед обширной площадкой двора, где в дни свадебных торжеств должны были состояться состязания лучников, скачки, бои на палицах и другие развлечения.
Неожиданно в дальнем конце двора, там, где располагались мишени, я увидела Эдгара.
Несколько неподходящее занятие нашёл он для себя в это время, учитывая, что завтра состоится его свадьба. Эдгар метал ножи. Обычно он много времени проводил, упражняясь в этом искусстве, распространённом на Востоке, но сегодняшний день был явно не подходящим. И всё-таки я залюбовалась. Его движения были великолепны и отточенны. Клинки сверкали в лучах заката, когда Эдгар делал молниеносный взмах, а затем доносился тупой, отдающий дрожью, удар.
Вскоре он заметил меня, но не прекратил упражнений — и неожиданно я поняла, что он взвинчен и зол. Наконец, в очередной раз отправив клинки в цель, он велел оруженосцу собрать их и направился ко мне.
— Чем ты обеспокоен? — спросила я, когда он поднялся на галерею.
Эдгар опёрся о колонну и отрешённо стал глядеть вдаль. Не очень-то походил он сейчас на счастливого жениха. Не получив ответа, я всё же спросила, виделся ли он уже с невестой, на что Эдгар равнодушно обронил, что был занят весь день, а когда выкроил время и заглянул в аббатство, Бэртрада как раз была поглощена примеркой подвенечного платья. Увидеть же невесту в свадебном наряде до времени считается дурной приметой.
— Завтра мы встретимся с ней перед алтарём. Вот тогда и поглядим, насколько хороша моя суженая.
Он как-то нехорошо хмыкнул. Я заволновалась.
— Что тебя гнетёт, родич?
Опять это напряжённое молчание. А затем неожиданный вопрос:
— Риган, тебе что-нибудь известно о Гите?
Так вот о ком он думал накануне своей свадьбы! Я несколько опешила. Ведь после отъезда Гиты Эдгар вроде и не интересовался своей возлюбленной. Только раз как-то обмолвился, что Гита поселилась в Тауэр-Вейк, живёт тихо, ведёт там хозяйство и вроде неплохо справляется.
— Ты скучаешь по ней? — осторожно спросила я.
Его сорвавшийся, словно помимо воли, тяжёлый вздох был красноречивее всякого ответа.
— Я дал себе слово забыть её, — признался он наконец. — Думал, так будет лучше. Зачем мне губить её? Со временем забудется, что она спала со мной, а потом можно будет подыскать ей подходящего супруга. Скучал ли я по ней? Да я был готов выть по-волчьи, так мне её недоставало. И всё же... Знаешь, Риган, я ведь послал ей приглашение на свадьбу. Она моя подопечная, и я решил, будет неплохо, если вытащу её из болот в Норидж. Пусть, думаю, развлечётся.
— Вряд ли ей пришлось по душе такое предложение, — заметила я.
Плечи Эдгара вдруг поникли, и он спрятал лицо в ладонях:
— Это наваждение какое-то... Мне хоть бы увидеть её.
— Ты встретишься с ней ещё не раз. Ты её опекун. Но приглашать на венчание, да ещё после всего... По мне — это жестоко, Эдгар.
Но невольно я погладила его по плечу:
— Я и не думала, что ты страдаешь. Но человек должен не ропща принимать всё, что случается по воле Божьей.
— Зачем же тогда Господь предоставил мне сперва встретиться с Бэртрадой, а затем, как болезнь, вселил в меня любовь к Гите?
— Пути Господни неисповедимы.
— Аминь! — сказал он зло, словно огрызнулся.
Я даже отшатнулась. И Эдгар заметил это. Он всегда был очень чутким. Поймал мою руку, сжал, словно извиняясь.
Этой ночью я долго не могла уснуть. Странные мысли лезли в голову — и это мне, женщине, решившей удалиться от мира. А думала я, отчего не родилась красивой, серебристой и лёгкой, как Гита Вейк. Тогда бы и Эдгар смотрел на меня иначе. Но смогла бы я, как Гита, забыть обо всём ради его любви?