— Ничего себе планы!
И снова они уставились друг на друга, глаза в глаза.
— Мне действительно пора идти, — сказала я. — Все было так хорошо.
— Мы можем провести вместе Пасху, — предложил отец. — Я договорюсь с Алексисом. Мы можем поехать в Венецию.
Я посмотрела на часы, мне нужно было вернуться домой, даже здесь я представляла, как звонит мой телефон.
— Тебя ждет твой друг? — спросил Мишель.
— Нет, моя работа.
— Ну, тогда этот человек — настоящий тиран! Что вы делаете в шесть утра? — съязвил он.
— В семь привозят реквизит, и мне нужно проследить за тем, чтобы все было в порядке.
Отец обнял меня.
— Мы всего лишь пара старых вредных извращенцев, и ты не хочешь еще побыть с нами. Я все понимаю…
— Джекоб, хватит демонстрировать свой мазохизм, — произнес Мишель.
— Я тебя люблю, — шепнула я на ухо отцу. — Но мне правда нужно идти домой. Ты же все понимаешь, правда?
— Да, — прошептал он в ответ. — Я так рад, что ко мне вернулась дочь, что мне все равно, что ты так торопишься домой, чтобы там трахаться с кем-то!
— Это неправда, — ответила я и отодвинулась от него. Потом поцеловала Мишеля.
— Помни о Венеции, мы позвоним тебе завтра, — сказал Мишель.
— У нас впереди еще целых два месяца, — ответила я. — Как можно планировать что-то заранее?
Феликс, думала я по пути домой. Я задвинула занавеси и зажгла еще одну ароматическую палочку и почистила зубы новой зубной пастой, которую активно рекламировали. Потом надела полосатый восточный халат и села на пол, окружив себя томиками антологии английской поэзии. Как-то, будучи в романтическом настроении, я купила себе эти книги и до сих пор их еще не раскрывала.
У меня осталось неприятное впечатление от встречи с отцом и Мишелем. Странное внимание отца, двусмысленности Мишеля и их постоянные немые ссоры.
Я встала и попыталась представить себя в его объятиях, чтобы он как бы присутствовал здесь. Это было испытанием: если он позвонит, если придет, тогда у нас будет… Если нет, то мы останемся просто незнакомцами. Я приложила руку ко рту и попыталась почувствовать форму его губ, подошла к зеркалу, посмотрела на свой рот. Он был хорошей формы, может, не такой идеальный, как его, но тем не менее совсем неплохой. Я сжала губы, потом раскрыла рот. Свет над зеркалом позволял правильно накладывать косметику — никаких излишеств. Я вдруг обнаружила, что с короткими волосами я так похожа на отца. Прямой, короткий нос, круглый рот и широко расставленные глаза. У меня были еще не совсем сформировавшиеся черты лица. Я не была некрасивой, но и не стала еще красавицей. Мне казалось, что со временем я стану очень красивой. Каждый день я сравнивала себя с манекенщицами в студии. Но сейчас я искала в своем отражении, в очертаниях своего рта — Феликса, а видела только Джекоба. Весь вечер он глазел на себя в зеркало. Неужели я буду так же смотреть на себя в зеркало, когда стану старой?
Я совсем не была похожа на свою мать, ни одна черта ее лица не повторялась во мне. Я не была француженкой и не была хрупкой. Я пошла в ветвь Эллисов. И зеркало подтверждало это — похожа на отца, Джулию и даже на мою бабку Оливию.
Когда-то, давным-давно, Мишель спросил Оливию: что бы она сделала по-другому, если бы можно было начать жизнь сначала. Она посмотрела на сапфир на своем пальце и ответила:
— Я ничего бы не меняла, но только сделала все гораздо быстрее.
Быстро, я была для нее слишком шустрой. Она не могла действовать быстро, она была верна человеку, которого любила, а он не любил ее, и она все делала медленно. Она вышла замуж совсем молодой. Моего деда звали Лившиц, и у него были деньги. Она изменила фамилию на Эллис и стала тратить наличность. Потом она притормозила, и инерция сделала толстым ее тело, и она даже стала беспомощной. Дед почти не обращал внимания на нее, ему гораздо больше нравились молоденькие стройные девушки, которых он встречал во время своих поездок. Хотя у бабушки был ум, склонный к мщению, но ее тело призывало к спокойствию из-за огромного веса. Бабушка потеряла молодым своего супруга, он умер в 1935 году в поезде, едущем из Чикаго в Нью-Йорк. Он умер от сердечного приступа. В его купе находилась женщина. Оливия — богатая, гордая и жирная, не стала заводить себе другого спутника жизни и стала путешествовать.
Дважды в год она решала, что ей нужно что-то делать с весом. Она надеялась, что к ней снова вернется фигура, если она поедет и поголодает в Европе. Ей казалось, что легче всего сидеть на диете в горных городках Италии. Там с древних времен была целебная вода. Она ездила на равнинные морские курорты Бельгии, где была водотерапия и массаж. Они стоили гораздо дороже, чем та еда, которую ей запрещали есть. Она всюду возила с собой своих детей. Именно летом, когда она старалась потерять несколько фунтов, именно тогда Джекоб обнаружил, что с мальчиками можно прекрасно развлекаться. Ему было четырнадцать… Джекоб однажды признался мне, что если бы его мать не была толстой, он бы стал нормальным мужчиной. Как будто это была ее вина…