Так все случилось, и не случилось ничего.
Идея, что мне выбрать, мешала мне думать. Я могла верить Феликсу и могла верить Сильви. Я задержала дыхание. Может, все разрешится само собой? Что все-таки так властно толкнуло нас друг к другу? Но ничего не вышло. В комнате было слишком светло, окна открыты, а занавески не задернуты. Очертания ног и рук Феликса были такими резкими, нормальными и обычными…
Я спросила:
— Разве мы должны куда-нибудь ехать?
— Почему бы и нет? — спросил Феликс.
Действительно, не было никаких причин, чтобы не ехать. Я могла забыть, что Сильви сказала, что он поедет с ней в Портофино. Это была часть другого мира, где ничего не случалось.
Я спросила, можем ли мы поехать в Вену. Он повернулся на подушке.
— Но это же не на природу, — сказал он.
Я спросила, не голоден ли он, он сказал, что нет.
Я пыталась получить хоть что-то… Маленькая пепельница стояла рядом, но она уже не связывала нас, она выглядела такой дурацкой.
— Ты меня любишь, Феликс? — Я спросила так, словно рот мой был набит камешками.
Он повернулся ко мне:
— Да, — ответил он.
Феликс не отводил от меня глаз, и снова пришел жар. Я задернула занавески, и мы полезли по лестнице на постель. В моей голове осталось только тело, мы занимались очень агрессивной любовью. Я заснула, а когда проснулась, на будильнике было одиннадцать часов, и он уже ушел. Наступила ночь.
Я приготовила себе чай и была счастлива.
Отец позвонил мне утром.
— Сегодня такой прекрасный день, и мы собираемся провести ленч на террасе, ты не придешь к нам?
Он добавил, что придет и Алексис.
— Я не уверена, что смогу прийти, — сказала я.
— Он принесет с собой «И Чинг», — добавил отец. — Мне нужно кое-что выяснить.
К «И Чинг» обращались только в минуты большого сомнения.
— Что случилось? — спросила я.
— Ничего, ничего, — ответил отец. — Ну что, ты придешь?
Я сказала, что приду. Может, мне стоит поговорить об Андре? Но я заставлю Алексиса, чтобы он предсказал мне будущее или рассказал о настоящем, или же сказал хотя бы что-то, что можно было прочитать в этой книге. «И Чинг». Если будет нужно, я скажу, что Андре гений и мой! любовник.
Алексис сидел на террасе, высокий и трясущийся, в рубашке в клетку и с шелковым индийским шарфом на шее. Он был очень бледен. Я поцеловала его в щеку и спросила, где книга.
— Какая книга? — спросил он. Голос у него был неуверенным.
— «И Чинг», — ответила я, садясь.
— Эта книга не для маленьких девочек, но и не для старых мужчин, — заметил Мишель.
Алексис посмотрел по направлению гостиной.
— Я принес ее для Джекоба, но эта книга не для развлечения, — подчеркнул он.
— У меня кризис, и я хотела бы кое-что спросить, — сказала я.
Мишель перестал есть салат и посмотрел на меня. Отец меня не слышал.
— Я сначала займусь с Джекобом, а потом с тобой, — сказал Алексис. У него был добрый голос, он спросил:
— Как там поживает Андре?
— У него все хорошо, он работает все лучше и лучше.
— Я рад, — заметил Алексис. — Передай ему привет, когда увидишь.
Отец сказал, что уже заказал билеты в Венецию.
— Мы уезжаем во вторник, ты едешь или нет? Я сказал агенту, чтобы он забронировал тебе место, но мне нужно знать точно.
Если бы я верила Феликсу, мне не следовало бы ехать.
Если я верю Сильви, то мне лучше поехать с отцом и Мишелем.
— Я не могу ехать, у меня другие планы, — ответила я.
Мы ели вкусный салат и пили коктейли, приготовленные Алексисом. Они все ходили смотреть пьесу, которая продолжалась семь часов, и обсуждали ее, пока я немного отвлеклась. Мишель пригласил меня с собой в Лувр, чтобы посмотреть там что-то интересное, но я отказалась. Отец дал мне книгу по новому искусству, и я осталась в саду, пока он пошел в комнату с Алексисом. Я разглядывала репродукции, сплошь состоящие из завитков и ломаных линий, и ждала. Было так интересно знать, что у отца также были сомнения, и он тоже советовался с «И Чинг».
Из окна до меня доносились их голоса, но нельзя было разобрать ни слова. Когда они закончили, то позвали меня.
— Я оставляю вас вдвоем, — сказал отец и ушел.
Алексис предложил мне сесть рядом с ним на диване. Когда я уже начала садиться, он сказал:
— Нет, сядь подальше.
Между нами была большая подушка. Он перекатывал три китайские монеты на своей ладони.
— Помни, — сказал он. — Ты можешь задать только один вопрос. И ты должна быть абсолютно откровенна.
Откровенна… Как Андре? Как Феликс? Откровенна и честна?! И вдруг до меня дошло — если Алексис знал Андре, то он знал и Феликса.