Клэр описала наружность матери, добавив при этом, что Конни все еще очень красива, хоть и здорово располнела.
И тогда Клиффорд наконец решился задать вопрос, который все время вертелся у него в голове.
— Она счастлива? — тихо спросил он. — Надеюсь, это ее странное замужество оказалось удачным?
— Да. Она счастлива. Хотя, наверное, вам больно это слышать.
— Я уже не досягаем для какой бы то ни было боли, дорогое дитя, — совершенно искренне признался он. — Расскажите мне подробней о ее жизни.
— Она так счастлива с моим отцом, что ей нет дела до окружающих. И отец, и мать ко мне очень добры и великодушны, но я всегда чувствовала себя посторонней. Я им никогда не была по-настоящему нужна.
Моя дорогая Конни, как страшно это слышать, думал Клиффорд. Оказывается, этот невоспитанный и не слишком учтивый субъект, часто употреблявший словечки из тех, которыми расписаны стены общественных уборных, смог осчастливить тебя на целых двадцать лет. Увы, со мной ты счастлива не была никогда.
Клэр продолжала рассказывать сэру Клиффорду о родителях и о «Лебединой долине». Чувство порядочности не позволило ей открыто сформулировать сожаление, которое она почувствовала, переступив порог этого дома. Горькое сожаление о том, что она не его, сэра Клиффорда, дочь. Отца она описала с самой лучшей стороны.
— Он душой и телом предан матери, — рассказывала она. — Работает на ферме, не покладая рук… Знает подход ко всякой живности…
И так далее.
— А разве у него нет ребенка от первого брака? — неожиданно спросил сэр Клиффорд. — Мне кажется, кто-то у него был.
Клэр снова покраснела. Она не могла заставить себя рассказывать подробно о Глории.
— У него есть дочь. Ей не слишком повезло в этой жизни.
Кажется, сэр Клиффорд все понял. Он круто изменил тему разговора.
— А вы, значит, вступили в Красный Крест. И живете у вашей тети Хильды. Не могу сказать, чтобы я ей очень симпатизировал.
— У нас с ней очень хорошие отношения. Она… она очень чутка, — поспешила вступиться за тетку Клэр.
Человек в кресле-качалке вдруг почувствовал усталость и сильную боль в затылке. День оказался таким тяжелым… Эта внезапная встреча с дочерью Конни расстроила его больше, чем можно было себе представить.
— Вы не возражаете, если я позову лакея? — спросил он. — Думаю, мне придется оставить вас и лечь отдохнуть.
Клэр встала. Ей вдруг снова стало неловко.
— Спасибо вам. Вы были так добры. Вы даже не представляете, как это для меня важно. Увы, прошлого не переделать, но я бы очень хотела увидеть вас снова.
Взгляд сэра Клиффорда оживился. Он протянул девушке руку, и она поспешно вложила в нее свою. Его пожатие оказалось крепким, а ладонь была сухой и холодной.
— Господи, как же вы непосредственны! — воскликнул он. — Вы ворвались в мою жизнь как метеор. Я восхищен и вашим лицом, и душой. Уму непостижимо, как у той парочки могло родиться столь прекрасное создание. Однако как бы там ни было, но им чрезвычайно повезло. Надеюсь, вы тоже не будете обделены судьбой.
Клэр молча высвободила свою руку из его руки и опустила глаза.
— Мне нравится, что вы преданы своим родителям, но только я никогда не смогу поверить в сказку о том, будто вы счастливы с ними.
— Но в этом виновата я, а не они. Я всегда была очень… трудным ребенком. К тому же я идеалистка и максималистка, а таким нелегко.
— Люди, развитые духовно, всегда в той или иной мере идеалисты. Что касается меня, то я вас прекрасно понимаю. Прощайте, но не навсегда. Вы должны знать, что в Рагби вас ждут и… любят.
Ее щеки стали пунцовыми, а в глазах появился какой-то особый блеск. Это произвело на сэра Клиффорда благоприятное впечатление. Он все больше и больше привязывался к дочери Конни. Встреча с ней подействовала на него самым благоприятным образом, и сейчас ему не хотелось ни ерничать, ни даже просто шутить.
— Приходите снова, Клэр, — просто сказал он. — Я очень одинокий человек, да и вы, мне кажется, одиноки. Мы с вами продолжим наши беседы.
— О, я с удовольствием принимаю ваше предложение, сэр Клиффорд! — воскликнула Клэр.
— Замечательно. Вы свободны завтра?
— Да. Назовите час, и я буду у вас.
— В это же самое время. Вместе будем пить чай.
— О, я с удовольствием. Кажется, я должна была позировать Фрэнсису Пиверелу, который пишет мой портрет, но я отложу наш сеанс.
Дочь Конни так хочет видеть меня, изумленно думал сэр Клиффорд. Дочь Конни, которая могла быть и моей дочерью тоже… О, что за нелепая и мучительная мысль!
Клэр направилась к двери.
— Если Элизабет еще не приехала, обойдите сад и взгляните на другие комнаты, — сказал он.
— Спасибо. Непременно воспользуюсь вашим приглашением.
— А вы скажете… вашей матери, что мы с вами подружились? — неожиданно спросил сэр Клиффорд.
Она повернулась и посмотрела ему в глаза.
— Скажу.
— Вашей подруге известно о том, кто вы?
— Нет!
— В таком случае я бы не стал ей об этом говорить. Ни к чему возбуждать к себе лишнее любопытство.
— Я никому ничего не скажу.
— До свидания, Клэр. Дитя мое, я был вам очень рад, — тихо добавил он.
Эти последние слова сэра Клиффорда еще долго звучали в ее ушах. Сегодня она соприкоснулась с человеком особого склада ума и души. Ей казалось, что между нею и этим калекой, бывшим мужем ее матери, вдруг установилась особая тесная связь. В сэре Клиффорде Клэр нашла понимание. То самое, которое безуспешно ждала от своих молодых ровесников.
Интересно, что скажет по этому поводу Конни…
В ожидании Лиз Клэр бродила по саду, анализируя обуревавшие ее мысли и чувства. Она уже скучала по сэру Клиффорду, хоть они с ним расстались несколько минут назад. Без Рагби она не сможет жить. Она вспомнила, с каким страхом ожидала от сэра Клиффорда реакции на ее признание, что она родная дочь Оливера Меллорса. Слава Богу, не выгнал. Больше того — изъявил желание встретиться с ней снова. Ей казалось, это желание шло от самого сердца.
Не может быть, чтобы в Рагби ее привело всего лишь праздное любопытство. Не может быть… Ей так необходимо уцепиться за что-то в прошлом, на что-то опереться, чтобы уцелеть в настоящем. И не просто уцелеть, а жить полнокровной жизнью.
Она оставалась верна своим родителям всей душой, но сэр Клиффорд ее просто очаровал. И ничего тут не поделаешь. Его блистательный ум, страсть к искусству, науке — все это как нельзя лучше отвечало ее желанию сосредоточить все силы души и ума на духовной стороне бытия, по возможности не замечая физическую.
Рагби понравился Клэр еще больше, чем Лон Эндон. Дом был не просто огромен — его архитектура и планировка отличались классической простотой и совершенством. Обстановку комнат составляли настоящие произведения искусств, в них царила эта волнующая атмосфера, какая бывает лишь в настоящих родовых поместьях. Величие Рагби возвышало ее дух. Клэр не могла оторвать взгляд от портретов представителей рода Чаттерли, спокойно взирающих на нее со стен галереи. Она вглядывалась в гордые лица аристократок елизаветинских времен, любовалась изящными пальцами джентльменов, уверенно обхватывающими эфесы шпаги, восхищалась нарядами затянутых в корсеты фрейлин Ее Величества. Некоторые лица казались ей прекрасными, другие были довольно заурядны, однако у всех этих людей умные и проницательные глаза, так похожие на глаза сэра Клиффорда. Один из джентльменов в костюме придворного королевы Анны походил на хозяина Рагби как две капли воды.
Баронет чтил своих знатные предков, и это вызывало у Клэр глубокое восхищение. Как жаль, что судьба сыграла над ним злую шутку, лишив возможности быть отцом будущего наследника Рагби. И все равно этот человек не одинок — он живет прошлым своего славного рода, чувствуя себя спицей в волшебном колесе, которое бесшумно катится через столетия и эпохи. Клэр вдруг почувствовала себя песчинкой в окружении величественных скал. И не мудрено — сегодня ее взору предстали несметные духовные сокровища рода Чаттерли.