— Ротмистр просил меня позаботиться о его сыне, — сказал я. — И я в состоянии оказать помощь мальчику и женщине, которая его растит.
— У меня это получится лучше, — император покровительственно улыбнулся. — Я признаю ребенка законным сыном ротмистра с получением фамилии отца и его дворянского состояния. А по достижении необходимого возраста мальчика примут в кадетский корпус на полное казенное обеспечение.
Да уж, тут его величество опять прав. Помочь материально — это да, это я могу, но сделать внебрачного ребенка законным наследником… Не мой, как говорится, уровень. Хотя, как я помнил, наследовать там можно действительно лишь фамилию да дворянство — за неимением всего остального. Вот с этим самым остальным и помогу.
— Впрочем, будет справедливо, если и вы примете участие в судьбе сына этого храброго и самоотверженного офицера, — император милостиво не стал ограничивать меня в моих благих намерениях.
Мы некоторое время шли молча. Нет, вы чувствуете? «Мы» — я и император! Но это я так, в порядке юмора. На самом деле молчание было… как бы это помягче выразиться? Каким-то немного тревожным, что ли… Что-то подсказывало, что сейчас последуют либо неудобные вопросы, либо неоднозначные предложения, либо то и другое вместе. Как говорится, предчувствия его не обманули. «Его» — это меня, если кто еще не понял.
— Скажите, Миллер, — кажется, началось… — Каково это — жить с двумя разумами?
Ну, спросил… Честно сказать, я и сам пока не сильно понял, каково. В основном-то мы с Шелем порознь функционировали, а одновременно оба разума работали тогда только, когда мы с ним общались. Кстати, когда у меня сложилось впечатление, что скорость нашего общения в таком варианте выросла, я решил это проверить. Что ж, и правда выросла. Потому как я теперь не проговариваю мысленно свои реплики, а изъясняюсь непосредственно мыслями. Видимо, и Шелю так легче, потому что и он отвечает быстрее. Но вот за исключением этого, у нас, как говорится, мысли врозь. Самое главное — врозь воспоминания. Не хватало еще к личному его подпускать…
Зато интересно было побеседовать с Шелем после его первого опыта самостоятельного управления человеческим (увы, моим) телом. Беседа, надо сказать, началась с активного выражения мною своего недовольства в адрес искусственного интеллекта, без ругани, правда — ругаться я после той ссоры с Петровым вообще стал меньше. Но тут я был в своем праве: с управлением пешей ходьбой не справился Шель, а стукнулся из-за этого ногой об стол все-таки я. Кстати, что особенно интересно, от боли перехват управления организмом от Шеля ко мне прошел мгновенно. Не скажу, что так уж сильно меня воодушевляет идея использовать боль (мою, между прочим, боль!) для оного перехвата управления, но то, что такое возможно, душу слегка греет. В общем и целом, пока что использование Шелем возможностей моего организма носило все еще учебный или, скорее даже, ознакомительный характер.
С другой стороны, кое-что насчет Шеля начал понимать и я. Ну как понимать — в самых-самых общих чертах, конечно. Пустил он однажды меня в свой разум, вроде как на экскурсию… Честно скажу: не понял. Ничего. Вообще. Зато после этого, когда мы начали мысленно общаться у меня в голове, понимаю его с ходу. Такие вот у нас взаимные учебные занятия…
Другое дело, что ради выполнения всех этих упражнений мне приходилось исправно ходить на работу в тот самый особняк на улице Белых Ворот. Не очень, признаться, хотелось, чтобы это видела Лорка. Нет, она все понимает, с ней я еще в больнице поговорил, но кто хочет переспорить женщину, пусть занимается этим сам, без меня. «Ты мой муж, и видеть тебя я хочу только таким! Против Шеля ничего не имею, но видеть его вместо тебя не желаю!» — и все. Да я и сам не против такой постановки вопроса…
Вот примерно так я это все его величеству и изложил — только короче и без упоминания Лорки. Его величеству стало интересно и следующие минут пятнадцать мне пришлось пересказывать императору впечатления Шеля от мира, увиденного человеческим зрением, от запахов, осязания… В общем-то, для меня все это тоже представляло интерес, но я-то уже кое-какой опыт выслушивания таких впечатлений имел… Затем его величество выразил желание побеседовать непосредственно с Шелем, после чего еще минут десять из моей памяти выпали, хотя Шель обещал потом рассказать подробности.
— Так сколько, говорите, проживет еще Шель при непрерывной передаче его сознания в тела людей? — неожиданно сменил тему император.
— Пятьсот лет примерно, ваше величество, — только не подумайте, что я научился моментально считать в уме, просто мы с Шелем просчитали все заранее. То есть сам Шель и просчитал, причем именно моментально и именно в уме, но я для порядка его подсчеты перепроверил, правда, уже на бумажке.