— Подожди-подожди, как ты сказал? — слова солдата постарше, внимательно слушавшего, о чем молоденький ефрейтор заливает господину инспектору, и решившего все-таки вставить и свои пять копеек, зацепили меня какой-то неправильностью.
— Капрал Броссе, осмелюсь доложить, господин инспектор! — представился солдат лет, пожалуй, постарше тридцати с многочисленными нашивками за сверхсрочно отслуженные годы. — Так я ж говорю, лошадки-то у мерасков хлипкие, — повторил он. Вообще-то, такое утверждение расхожему мнению о необыкновенной выносливости степных лошадей откровенно и нагло противоречило. Примерно так, хотя и в более простых выражениях, я капралу и возразил, но тут же получил развернутое объяснение.
— Не та это выносливость, господин инспектор, — капрал позволил себе подпустить в голос нотки этакого превосходства заслуженного ветерана над чинушей, пусть и в звании равном майорскому, но так, на минимально допустимом уровне. — Оно, конечно, лошадки мерасковы траву пожухлую из-под снега едят и вроде ничего, и сами ходят, и всадника несут. Да вот только именно что ходят! Шагом-то еще туда-сюда, а на рысях уже считай что и никак. Про галоп и говорить не стану! Да и шаг там — только ноги переставляют. Вон, Бун, ефрейтор Саманари, прошу прощения, господин инспектор, когда конем на мераска наехал, тот вместе с лошадью своей и завалился! Хорошо наш генерал придумал — зимой с мерасками воевать!
Да уж, как говорится, век живи, век учись. Так и разрушаются мифы… Черт, а ведь Батыево нашествие на Русь, оно ж зимой было! Вроде бы на таких же лошадях, как сейчас у здешних мерасков… Как же так? Не сходится! Стоп, а почему же не сходится? Все как раз нормально. Основным-то видом боевых действий у монголов тогда было что? — правильно, взятие городов. То есть получается, что фактически монголы Батыя воевали у нас как ездящая пехота — марши совершали в седлах, а сражались в основном пешими. Ага, попробовали бы они конными лезть на городские стены… Да и на таком скудном подножном корму им только до Руси и дойти надо было, а там уже местные запасы фуража имелись…
— Что же, капрал, получается, мераски на таких лошадях и не вояки? — раз уж кадровый кавалерист говорит «лошади» применительно к коннице мерасков, то и я буду.
— Ну, не то чтобы совсем не вояки… — почесал за ухом капрал, — с саблей-то мераск все одно враг опасный. Да и с арканом тоже, хотя с арканом он для одиночки страшен, в бою-то толку от аркана никакого. Вот лук — это да, это страшно, — нехотя добавил капрал.
— Лук?! — честно говоря, до сего момента мне и слышать не приходилось о такой архаике.
— Лук, — недовольно повторил капрал, явно с трудом сдержав ругательство. — Ружья-то у них дерьмовые, да и стрелки из мерасков так себе. А вот из луков стрелять умеют, да. Немногие, тут жаловаться грех, но которые умеют… Мерзкая штука.
И то верно, мерзкая. Ранение и само по себе неприятное, да еще этим козлам может хватить ума смазать стрелу дерьмом каким-нибудь (а почему каким-нибудь? Вот просто взять и обычным дерьмом смазать — вьетнамцы так и делали, не со стрелами, правда, а с упрятанными в ямы кольями), а главное — вот, простите меня за грубость, в падлу цивилизованному человеку получить такую рану. А уж погибнуть от дикарской стрелы — в падлу вдвойне. Кстати, интересно, а почему капрал говорит, что из луков умеют стрелять лишь немногие мераски? Хотя, ничего непонятного тут, пожалуй, что и нет. Научиться более-менее сносно стрелять из ружья один черт проще, чем из лука, вот и вытеснили новые навыки старую школу. И это, прямо скажем, хорошо. Потому что на дальних дистанциях, да при такой прямой видимости, как в степи, залповый или пачечный огонь из винтовок куда эффективнее стрельбы из луков, а вот ночью, например, да если из засады… Тут лучники делов натворят, только в путь. Так уж пусть тех лучников будет поменьше.
На обратный путь времени ушло меньше. Никакой мистики — пока я общался с ефрейтором Саманари и капралом Броссе, армия на месте не стояла, а продвигалась в том же направлении, в котором я в составе генеральской свиты двинулся утром. Вот и получилось, что к вечеру мой «взвод борзописцев» мне же навстречу и двигался. Что особенно приятно — двигался вместе с моей супружницей, уже вернувшейся от артиллеристов. В честь того, что оба освободились пораньше, я устроил праздник своему денщику, отпустив его к обозникам (как я понимаю, там у них намечалось распитие некоторого количества спиртных напитков, причем чуть ли не с дозволения начальства), а потом мы с Лоркой устроили небольшой праздник и себе. Ну как праздник? Забрались в палатку с взятым в полевой кухне ужином, застегнули полог на входе, раскочегарили как следует печку (блин, два дня потом дрова экономить пришлось), даже организовали что-то вроде бани — посидели голышом воле печки да оттерли друг друга мокрыми полотенцами. А потом просто любили друг друга — недолго, но с такой страстью… Последний раз у нас такое было аж до войны, вечером дня перед выступлением в поход, так что, сами понимаете, праздник получился хоть и небольшой, но невыразимо приятный.