Закричали команды господа офицеры, их почин подхватили сержанты, на ходу присовокупляя к командным словам отборную брань, и пехотная масса, только что мерно топавшая левой-правой, бегом начала разворачиваться, перестраиваться, на бегу сдергивая с плеч винтовки. В отличие от конных егерей пехотинцы вооружались однозарядными винтовками, далеко не такими скорострельными, как кавалерийские (и наши с Лоркой тоже), зато куда более дальнобойными, а что особенно важно в данном случае — длинными с длинными же штыками. По уставу, штыки на походе в условиях вероятной встречи с противником полагалось примыкать, и сейчас хоть кто-то из солдатиков наверняка поминал требования устава добрым словом — встретить конницу уже было чем даже с незаряженными винтовками.
Как походная колонна будто по волшебству перестроилась в каре, как внутри каре оказались обозные повозки и полевые кухни, как мы с женой сами очутились за слегка колышущимися стенами живой крепости, я отследить не успел — настолько быстро все это произошло. Зато как в стену серовато-коричневатых шинелей ударила конная волна, видно было очень даже хорошо. Ударила, забурлила — и отхлынула, оставив людские и лошадиные тела.
Каре — это сила. Взломать без помощи пушек пехотное каре было в нашей истории труднейшей задачей даже для регулярной европейской кавалерии, а уж дикарской коннице почти всегда оставалось об этом только мечтать — тем, кто выжил, естественно. Простейшая арифметика — при максимально допустимой тесноте строя один конный по фронту занимает столько же места, сколько трое пеших, а это значит, что каждому всаднику на двоих с его конем противостоят три ствола и три штыка. И это только по первым рядам! Более того, если второй, третий и так далее ряды атакующей конницы никак не могут воздействовать на противника, то пехотинцы рядов, следующих за первым, штыком, конечно, дотянуться не могут, зато они стреляют. Стреляют часто — тратить время на прицеливание по плотной массе им не нужно. И стреляют не только они — изнутри нашего каре огонь велся тоже. Стреляли мы с Лоркой, стреляли обозники, стреляли двигавшиеся вместе с батальоном штабные офицеры, благо, карабин такого типа, как у нас Лоркой, возил с собой практически каждый уважающий себя штабной.
Передышка оказалась недолгой — мераски наскочили снова. Снова замельтешило перед глазами сверкание сабель и штыков, загрохотали выстрелы, поплыли облака порохового дыма, закричали раненые люди и заржали раненые лошади. И снова мераски откатились назад, провожаемые частым ружейным огнем. На что, интересно, мераски вообще рассчитывали? Сломать каре? Нереально. Нанести пехоте большие, вплоть до неприемлемых, потери? Да хрен им, штык в лошадиную морду раньше воткнется, чем всадник сможет дотянуться до пехотинца саблей.
Однако же столь низко оценить умственные способности противника я несколько поторопился. Отхлынув от живой стены имперской пехоты, орда закружилась вокруг каре и начала обстреливать нас из ружей и луков.
С неприятным стуком в деревянный борт обозной повозки рядом со мной воткнулась стрела. Чуть позже вскрикнул, схватившись за плечо, из которого торчала стрела, какой-то штабной капитан. Сразу же вспомнился капрал Броссе с его, мягко говоря, недовольством лучниками-мерасками. Черт, прав ведь был капрал, еще как прав! Вот только убеждаться в его правоте на себе или, не дай Бог, на Лорке не хотелось совсем.
Пехотинцам этого тоже не хотелось, тем более, что и среди них стали все чаще и чаще падать и оседать на землю те, кому не повезло поймать стрелу. Офицеры скомандовали — и все четыре фаса каре открыли беглый ружейный огонь по кружащим мераскам. Что ни говори, а приятно, когда свои войска имеют намного более дальнобойное оружие, чем противник. Приятно и полезно. Полетели на землю всадники и лошади, мераски хлынули врассыпную и собрались уже на большем удалении от каре, снова закрутив свою карусель со стрельбой. Вот только стрелы теперь стали гораздо чаще втыкаться в землю перед рядами наших пехотинцев, чем попадать в них или внутрь каре. Эх, сейчас бы сюда хоть одну митральезу!
— Лучников, лучников выцеливай! — кричали офицеры и вторили им сержанты. Не знаю, насколько это было возможно, я, например, на таком расстоянии разглядеть среди мерасков лучников просто не мог, но господам офицерам виднее.