Хрустнула ветка над головой. Сарика не видела, куда она рухнет, просто сжалась в комок посильнее, зажмурила глаза с побелевшими от кристаллов льда ресницами. Ветка полоснула наискось, почти не задела. Ветер тут же подхватил её, как соломинку, и поволок дальше в темноту. Сарика попыталась выпрямиться. Но колени совсем перестали слушаться её. В них сконцентрировалось столько боли и тяжести, словно бы их наполнял свинец.
Сделав над собой неимоверное усилие, Сарика огляделась. Чёрно-белая мгла из бесконечной ночи и снега растекалась вокруг, насколько хватало глаз.
Но вдруг нечто отделилось от тьмы, зашевелилось неторопливо, сонно и тяжко. Это не могло быть животное — слишком огромное и медлительное оно чем-то напоминало оживший древесный ствол. То было правдой отчасти: гигантская подвижная фигура доселе прижималась к старому толстому древу, а ныне двинулось на Сарику. В массивной, поросшей густыми чёрными космами голове сверкнули два кровавых огня вместо глаз. От необъятного тела отходили длинные толстые руки, покрытые шершавой коростой и жёсткой щетиной.
Существо превосходило ростом Сарику в два раза, а её нежеланный приплод мог бы уместиться в одной его узловатой ладони, покрытой бородавками. Оно наближалось, сминая сугробы ногами-корневищами. Если б пуститься наутёк, чудище вряд ли бы догнало проворные человеческие ноги. Однако Сарика оцепенела уже не только от холода и страха перед неизвестностью, но и от ужаса, завладевшего ею, когда она поняла, что древесный гигант направляется к ней. Она вскрикнула.
Последнее, что ей удалось ощутить перед тем, как пасть замертво, — робкое шевеление в кульке. Младенчик услыхал материнский крик и тоже испугался. Лишившись чувств, Сарика окончательно потонула в снегу.
Тем временем чудище настигло скрюченное в сугробе девичье тельце. Корявые руки потянулись к овечьему тулупчику, жадно стиснули воротник. Несколько минут древесное существо разглядывало находку, а затем потащило за собой волоком, неторопливо преодолевая все препятствия. Ветер был ему нестрашен, не мог ни навредить, ни снести. Цепкие корни на ногах мигом прирастали к любой поверхности, давая надёжную опору. Лишь красные глаза чудища немного щипало. Но они ему были не столь нужны, чтобы отыскать в ночи нужное место.
Путь оказался недолог. Древесный исполин добрёл до маленькой поляны, освещённой костром в сердцевине. Кругом костра распространялось тепло, и снег покорно уступил, оставив небольшое пространство свободным. Вступив в круг, чудовище поморщилось. Прямо за освещённой чертой стояло натуральное лето — жаркое и безветренное.
У костра сидел человек, немолодой, но поджарый в одной лёгкой полотняной рубахе и простых домотканых штанах. Голова его давно сплошь укрыла седина. Он что-то негромко шептал и поминутно подкидывал в огонь то щепку, то целую связку пахучих трав, отчего пространство наполнялось дурманящими, терпкими ароматами.
— Здравствуй, Штефан, — пророкотало чудище.
Сосредоточенное лицо мужчины смягчилось:
— Здравствуй, Чугай, — приветливо сказал он. — Что это тебе не спится в такое ненастье?
— Да вот… — Чугай неловко примостил на землю рядом со Штефаном найденную девушку. — Блуждала тут одна. И разбудила.
Штефан аккуратно стянул с обмороженного личика край платка. Он вгляделся в девичьи черты: совсем молодая, не старше двадцати вёсен, а то и моложе.
— Жалко, — басовито протянул Чугай.
Понимающе кивнув, Штефан поводил ладонями надо лбом несчастной. Сарика всё-таки открыла глаза. Тепло костра и человеческих рук подарили ей ещё несколько минут жизни. Она увидела незнакомца, странного, почти раздетого посреди такой лютой стужи, но всё-таки человека.
— Как тебя зовут, девочка?
— Сарика, — вымолвила она слабым голосом. — Вы колдун?
Штефан задумчиво пожал плечами.
— Кто-то зовёт колдуном, кто-то — целителем, а кто-то — мольфаром. Меня зовут Штефан.
— Мольфар… — эхом повторила Сарика.
Она слышала о таких людях. В её родной деревне мольфаров отродясь не бывало. Но здесь, среди гор, водилось много странного и необъяснимого.
— Помоги ей, — прогремел Чугай.
Девушка вздрогнула от его голоса, глаза наполнились давно рвавшимися наружу слезами. Мольфар отрицательно покачал белой головой.
— Прости, Сарика, — сказал он. — Я многое могу, но ты уже наполовину в Царствие Нави.
— Не мне помоги, — заплакала Сарика. — Помоги ей.
И она показала взглядом на тугой неподвижный кулёк возле своей груди.
Штефан бережно вынул свёрток из умирающих материнских рук. Откинул клочок меховой шкуры, закрывавший голову младенца.